Адрес: 1-й Зачатьевский переулок, 10
Проектная организация: АБ «Атриум»
Архитекторы: Антон Надточий, Вера Бутко, Ольга Соколова, Александр Малыгин
Конструкторы: Людмила Буянова, Ольга Пичугина
Заказчик: Марианна Сардарова
Площадь: 800 кв.м
2004 - 2005

наше мнение

Галерея актуального искусства RuArts – проект абсолютно новый. У него нет предыстории, «своих» художников, рекордных продаж. Зато этот проект очень грамотный. Точное название: не «современное» искусство, а именно «актуальное». Англоязычная аббревиатура, говорящая о том, что цель – двигать наше искусство в мир. Место: Зачатьевский переулок, входящий в «Золотую милю». Мудрая хозяйка (Марианна Сардарова) и тонкий куратор (Сабина Оруджева).

Но все эти «правильности» могли бы так и остаться «заявкой на победу» (когда денег много – чего не наворотишь!), если бы не одно «но». Галерея прозвучала именно как галерея – как художественно осмысленное пространство. И надо сказать, такого уровня архитектуры в этом жанре у нас еще не было. Более того: у нас вообще не было еще ни одной галереи, ни одного музея, архитектура которых сама была бы искусством.
Конечно, это только интерьер, до полноценного Бильбао нам пока далеко. Не говоря уж о том, что сооружен он внутри таунхаузов «Палаты Муравьевых», построенных бюро «Остоженка» ну совсем для иных целей. Но главное в другом. Архитекторы Антон Надточий и Вера Бутко создали не просто уникальное, интересное и умное пространство, но своего рода метафору. Оно (современное искусство) и Она (архитектура) наконец нашли друг друга.

Для начала Она поражает своим размахом. 800 квадратных метров и пять этажей. Такого в Москве не знала ни одна частная галерея. То, что размер имеет значение, Оно усвоило давно: масштаб – это первое, на что реагирует зритель. Самые громкие выставки в новом «Тэйте» это именно что исполины: «Марсий» Аниша Капура (60-метровая труба, занявшая весь Турбинный зал) или «Погода» Олафура Элиасона (электрическое солнце в полстены).

Помимо абсолютных размеров, масштаб может выражаться и в других категориях. Например, в нерациональном использовании пространства. В лондонской галерее White Cube была как-то выставлена дверь с куском стены («Карма» Мирослава Балки) – одна в громадном белом зале. Понятно, что и пространство RuArts`а можно было нарубить на много маленьких залов, получив куда больший выход повесочных площадей.

Еще масштаб можно измерить деньгами. То, что в нашу галерею было вложено немало, видно невооруженным глазом. Впрочем, все равно значительно меньше, чем потратил неизвестный ценитель, купивший на аукционе Sotheby's в мае 2004 года «Балладу о Троцком» Маурицио Каттелана. Чучело лошади, подвешенное под потолком, обошлось ему в 2,8 млн. долларов.

Но как дорогое, так и величавое может и не быть прекрасным (см. работы Ю.М.Лужкова). Громадность требует структурности. Последний проект Кристо в нью-йоркском Сентрал-парке – при всем своем размахе (37 километров!) – это все-таки внятная трасса, размеченная семью тысячами ворот, на которых висят оранжевые тряпочки. Так и галерея в Зачатьевском представляет собой не один большой зал, а несколько, связанных в единое целое лестницей.

Лестница – большая, брутальная, резкая – сначала пугает. Кажется, что сквозь дом падал бетонный куб, круша перекрытия, да так и застрял. Современное искусство любит пугать – взять заспиртованные органы Дэмиана Хёрста или похожих на людей уродов Майка Келлли. Страх - еще одна важная первоначальная эмоция, что давно поняли создатели триллеров, а вслед за ними и художники. Страх нужен, чтоб сначала тебя вздрючило, а потом – отпустило. Этот сугубо физиологический рефлекс Оно научилось ловко использовать, разрешая первоначальное напряжение шуткой. Если Оно пугает, то должно и смешить. И я не знаю ничего смешнее, чем псевдоэротическое видео группы «Синие носы», показаное на первой Московской биеннале. В галерее этот аспект проработан недостаточно, но, когда ты узнаешь, что лестница на самом деле не бетонная, а лишь кажется таковой (внутри – металлический каркас), вполне можно расхохотаться.

Эта иллюзорность тоже дорога современному искусству. Половина хэппенингов строится ровно на том, что тебя дурят. Кулик прикидывается собакой, Мамышев-Монро – Орловой, Могутин - суперменом. Зачем эти совы не то, чем они кажутся? Затем, что искусство – это параллельный мир, намекающий нам, что наша жизнь не исчерпывается реальностью, данной нам в ощущениях. Ты видишь бетонную тяжесть и думаешь «о, ужас!», ты щиплешь себя за руку – и кошмар рассеивается. Но навсегда не уходит.

Жизнь, сон, смерть – все смешалось в современном искусстве. Границы смяты. Добропорядочный мир пытается по привычке ограничить эту экспансию (за внешние стены дома галерея почти не выходит, лишь чуть-чуть вываливаясь эркером), зато внутри себя Оно границ не признает. Пол, половину которого занимает дыра, - это разве пол? Стена, которая окно, - разве это стена? Щели, которые со всех сторон окружают нашу лестницу, и стекла в полу, сквозь которые ты видишь пространство на всю его высоту, манифестируют эту проницаемость с мастерством матерого вуайериста (еще одна важная роль современного художника).

Современное искусство тотально. Оно властно входит в нашу жизнь и поди разбери, что тут еще не искусство. Носки развесил сушиться – инсталляция, поорал на жену – перформанс. Смотрит Юрген Теллер два часа футбол по телеку, а получается видео-арт, привязывает Владимир Архипов моторчик к граблям – получается арт-объект. Так и в галерее нет ни одного квадратного сантиметра, который бы не кричал: «И я, и я – тоже искусство!» Изгиб перил, стык стеклянных панелей, щель между плоскостями - все это одна тотальная инсталляция. А когда видишь, как стекло примыкает к бетону, то первое, что вспоминаешь, это стеклышки Франциско Инфантэ, вставленные в природный ландшафт и творчески его преломляющие.

Ювелирность исполнения отдельных узлов может вызвать вопросы, но легкая небрежность совершенно необходима современному искусству - как символ презрения к банальной оптике. Скотч Валерия Кошлякова кажется вблизи ну полной фигней, а отходишь на два метра и видишь: Колизей! Так и тут принципиален не крупный масштаб (узла), а средний – фактуры. Бетон, стекло, металл - не то чтоб они прекрасно сочетались, они, скорее, прекрасно сопоставляются. А главное тут - легкость этого сопоставления. Потому что можно, конечно, изобретать новые материалы, но мир на 99 процентов все равно состоит из старых. Так же как и человек – это прежде всего его тело. Можно сочинять к нему разные «удлинители» (телефоны, автомобили, компьютеры), но куда интереснее то, как это тело живет само с собою. Потому-то оно и стало любимой темой современного искусства, и исследуют его все наперебой, не гнушаясь самых жутких экспериментов – ни с чужим телом (как Борис Михайлов, фотографирующий голых бомжей), ни со своим (как Нэн Голдин, сама себя мордующая).

Да, тело в этих опытах часто предстает безобразным – но это еще одна важная категория современного искусства. На красоту Оно давно забило, потому что красота стала товаром. Тщетные попытки создать что-то получше, чем то, что создано Создателем, поминутно оглядываясь, не опустел ли прилавок – это ли удел художника? Уяснив это, он с радостью ринулся вниз - туда, где красотой не пахнет. Бомжи, разврат («Моя кровать» Трэйси Эмин, на которой художница трахалась с кем попало), экскременты («Мадонна» Криса Офайли из слоновьего навоза), трэш жизни (всяческий мусор, который любовно развешивает на веревочках Илья Кабаков). И если раньше любая лестница была символом восхождения, то теперь она стала, как минимум, двусмысленна. А главное в ней теперь не цель (добравшись до пятого этажа, ничего особенного в нашей галерее не обнаруживаешь, терраска с видом на таунхаузы только самым запальчивым критиком может быть интерпретирована как «выход к небу»), а сам процесс, движение.

Никакого принципиального изменения от этажа к этажу вроде бы не происходит. Однако, необычна сама вертикальная организация пространства. Конечно, и в нормальных музеях бывает несколько этажей, но здесь мы имеем единое пространство, нанизанное на лестницу (все щели и стеклянные просветы служат ровно этому ощущению). То есть, это как бы обычная галерея из нескольких залов, но поставлена она на попа (так Георг Базелиц вешал свои картины кверх ногами). И это не то, что я по залам прохожу лениво (претит от истин и красот), я все время куда-то взбираюсь, а пространство вокруг меня скручивается в спираль. Но спираль это какая-то неправильная: во-первых, она складывается не кольцами, как в райтовском Гуггенхайме, а фракталами. Во-вторых, происходит это не последовательно, а рывками: половина пути проходит в «бетонных» сумерках лестницы.

Сумерки нужны искусству также, как кинематографу – темный зал или тоннель - московскому метро. Чтобы выплеснуться из потемок подсознания светлым праздником пробуждения. Похожим образом сделан Музей современного искусства (MUMOK) в Вене. Снаружи - мрачная базальтовая оболочка, внутри - гулкая пропасть на 8 этажей, по которой скользит лифт, и грохающие железные мостки между залами. То есть, это такая тюрьма, где современному искусству, по мнению многих, и место. Близкие настроения рождает у Александра Гениса и нью-йоркский Гуггенхайм: «Внутри музей напоминает обычную лестницу с безмерным пролетом. Соблазнительный для самоубийц, он заставляет то и дело отрываться от развешанных по стенам картин. По сравнению с притягивающей пустотой они явно проигрывают в содержательности».

Здесь же, внутри спирали – сама лестница. Конечно, и тут наличие столь яркого объекта может отвлекать от искусства, однако, расположена она по центру, а значит, зритель все время находится к ней спиной. Лицом же – к искусству. Впрочем, Оно и не призывает к угрюмой сосредоточенности на объекте. Оно растекается, обретая - в этом своем движении от картины к перформансу – четвертое измерение, и вообще желает быть неким праздником, тусовкой. Настроение – вот что для него главное. Половина людей едет на «Арт-Клязьму» вовсе не объекты посмотреть, а побыть в соответствующей атмосфере. Поэтому и это пространство, в котором стены не являются доминантой, вполне законно. Оно предлагает не только стояние и смотрение, но и общение, коллективное действие. Словосочетание это, ставшее термином благодаря русским художникам 70-х годов, точно описывает актуальные процессы в искусстве. Если в XIX веке акцент был на объекте, то в XX-ом он сместился на субъект, а к концу века и субъект стал расплываться и размножаться, постепенно включив в себя зрителя как полноправного участника.

Но мы продолжаем подъем. Ракурсы постоянно меняются, вьется хоровод колонн, город прыгает в окна, отражения слоятся в стеклах ограждений. И кажется, что вон ту картину ты еще не видел, а оказывается, что видел, но под совершенно иным углом. В этой фокусировке – весь фокус. Современное искусство имеет дело не со статичным изображением, а со структурой восприятия. Оно не предлагает тебе нечто готовое, оно переиначивает твой взгляд. Стоит навести рамку видоискателя – и мир превращается в картину. Стоит художнику ткнуть пальцем – и вещь превращается в объект. Эта простота многим кажется дешевой. Где мастерство? Где труд-то? Провести по стене еле заметную линию и объявить, что это «нонспектакулярность» (искусство должно быть незаметно), как это сделал Анатолий Осмоловский – что тут такого? Но и само понятие «труда» в век перепроизводства становится относительным. Количество вложенных сил уже не определяет качество продукта. Копирайтер получает в десять раз больше, чем журналист, хотя слов производит в тысячу раз меньше. И современное искусство тут идет явно впереди жизни – как ему и полагается.

Собственно, и в этом пространстве нет вроде бы ничего особенно сложного. Один формальный ход (два параллепипеда, поставленных на угол и пронизавших перекрытия), вертикальная организация (что, правда, большая редкость в музеях и галереях), одна концепция фактур (контраст). Но при этом оно кажется чертовски сложным. Лестница все время меняет направление, то наваливается на тебя, то разверзается пропастью, то уходит в сторону, то, наоборот, цепляет за плечо; то ты с опаской, поеживаясь,  пробираешься по ее «туннелю», то тебя выносит на «площадь» зала, а потом вдруг оказываешься в каком-то закутке-«переулочке». Пространство сквозит изо всех щелей, интригует и завораживает своей неоднозначностью. С ним невозможно справиться одним махом, сразу и быстро. Сложность (равно как и видимость сложности) – другая сторона современного искусства. Билл Виола, Пипилотти Рист, Ширин Нешат – ты видишь эти движущиеся картинки, но ты не сразу понимаешь их смысл. В мире, где все просто, быстро и безопасно (фаст-фуд, диснейленд, безопасный секс), Оно хочет быть чем-то другим, и эта сложность становится своего рода паролем.

Так что это совсем не та «простота», которая стала у нас стандартом арт-пространства. Белые стены и пустые короба залов (а именно так в Москве выглядит большинство галерей и музеев) трактуются как нейтральность фона и универсальность пространства. Что искусству вроде как на руку. Но так галереи выглядят по всему миру и уже не первый век. И в чем тогда, скажите, их отличие от полок супермаркета?

Здесь же архитектура впервые выступила в качестве полноценного сообщника искусства («впервые», понятно, в нашем Отечестве, в не нашем есть Бобур, Бильбао, Киасма и т.д.). Более того, она взяла на себя смелость быть своего рода вызовом. Она неожиданно выступила в качестве того элемента интерактива, без которого не мыслит себя современное искусство. Только обычно Оно ведет диалог с простодушным зрителем, над которым ему вольно глумиться и потешаться. А тут у него оказался равный по силам собеседник. Оно получило по заслугам. Остается надеяться, что на вызов будет отвечено.

Николай Малинин. ОНО И ОНА. «Штаб-квартира», 2005, № 4
Николай Малинин. 8 000 000 КВАДРАТНЫХ САНТИМЕТРОВ ИСКУССТВА. «Проект Россия», № 36 (2005) 

мнение архитектора

Антон Надточий, Вера Бутко:

Проектом предусматривалось объединение двух четырехэтажных таунхаусов и офисного помещения на первом этаже в единое пространство под презентацию картин, объектов современного искусства и видеоарта. Для этой цели создано единое, достаточно универсальное современное пространство, которое отвечает поставленной задаче, и  и само по себе заявляет основную функцию - Галерея Актуального искусства.
 
Для достижения этой цели здание было подвергнуто внутри серьезной реконструкции в результате чего одна из поперечных несущих стен  была заменена на систему колонн, а в перекрытиях пробиты дополнительные отверстия, позволяющие воспринимать изнутри всё пятиэтажное пространство и его различные уровни.

Сквозь отверстия проваливаются и застревают между перекрытиями бетонные объемы, которые включают в себя лестницы. Проходя по лестнице, постоянно оказываешься то внутри, то снаружи одного и того же объема.
 
Первые три уровня галереи – публичные, на верхних двух этажах расположена приватная зона с небольшим офисом и чилаутом с барной стойкой и камином.

мнение критики

Ирина Коккинаки:

Очередную публикацию рубрики «Дизайн и Архитектура» редакция «АВ» приурочила к открытию Галереи Актуального Искусства, посетив которую, всякий скажет: «Говорим «архитектура», подразумеваем «дизайн».
 
7 декабря 2004 г. в «золотой миле» открылась пятиэтажная галерея, экспозиционная площадь которой составила 800 м2. Она разместилась в бывших палатах Муравьевых, в 1-м Зачатьевском переулке, подтвердив всю своевременность мероприятия: жилье класса люкс пущено в эксплуатацию, пора наращивать культурный слой. Климат места должен отвечать экосистеме нового стандарта, отработанного архитектурой Бутиковского-Молочного переулков, и питать экзотическую среду новых московских вилл явлениями культурного экстрима.
 
В 2003 г. был основан Фонд RuArts, целью которого декларировано развитие современного искусства и формирование арт-рынка в России, невозможного «без взаимодействия представителей визуальной культуры и бизнеса». В 1970-е гг. в здании находились мастерские нонконформистов, что добавило событию остроты.

ГАИ отличается «стратегической» взаимосвязью архитектуры и ее наполнения, знакомя с показательными сюжетами современного творчества в соответствующем по духу пространстве. Его сочинили Антон Надточий и Вера Бутко (архитектурное бюро «Атриум»).

Здание воздействует «контрастным душем» пространственных эффектов. Объемы бетонных лестниц недоброй тяжестью вырисовываются в мерцающем пространстве экспозиционных холлов, напоенных световыми флюидами осветительных приборов. Впечатление дополняется спектаклем звуков и движений, производимых видеоинсталляциями, шумовой фон которых поддерживает условия «другой реальности». Вы становитесь участником кинопроцесса, фрагментарно напоминающего триллер.

В собрание галереи вошли образцы мебели Алексея Душкина – «гуру» отечественного дизайна. В кабинете администрации размещен стол, а на одном из этажей – скамья, напоминающая нескончаемую «Колонну вечности» К.Брынкуша.

Покидая здание, редактор Ирина Коккинаки подумала словами пресс-релиза: «А по-прежнему ли мы существуем в реальности?»

Ирина Коккинаки. КОНТРАСТНЫЙ ДУШ АРХИТЕКТУРЫ А.НАДТОЧИЯ И В.БУТКО. «Архитектурный вестник», 2005, 3 2 (83)
http://archvestnik.ru/0502/frame_0502_rus.htm