Адрес: Брюсов переулок, 19    
Архитекторы: Алексей Бавыкин, Михаил Марек, Григорий Гурьянов; при участии Ю. Раневой и Д. Травникова    
Инженерия: ООО «Финпроект»
Заказчик: ОАО «Усадьба-центр»
Генпроектировщик: ООО «Финпроект»    
Генподрядчик: ОАО «Усадьба-центр»
Проектирование: 2003 – 2005
Строительство: 2004 – 2007    
Общая площадь: 13750 кв.м    
Жилая площадь: 6409 кв.м    

наше мнение

 Очень живописный дом, красиво поставленный и грамотно спланированный. Но доминирует здесь стеб. Колонны расщепились и вернулись к первоистоку: стали деревьями. Увенчанные вместо капителей кадками с деревьями настоящими, они символизируют временность на фоне вечности. Как и атриум (изначально тут планировалась гостиница) будет намекать жильцам, на то, что все они - лишь гости на этой земле...

мнение архитектора

 Необходимо отметить, что снос ранее существовавшего дома был осуществлен до того, как мастерская начала заниматься объектом. Путем «новодельного» восстановления фасада мы не пошли, а попытались нарисовать новый объем, украшенный «деревянным» ордером. Удивительно, но это решение было согласованно и заказчиком, и городом.   
Дом средней этажности клубного типа со встроенным рестораном и физкультурно-оздоровительным комплексом. Имеет внутренний атриум с панорамными лифтами. Основой генерального плана и всей композиции является восьмиэтажный атриум, вокруг которого размещаются большие, но достаточно комфортабельные квартиры.    
Вместительный подземный гараж обеспечивает два машиноместа на квартиру. Главный фасад акцентирован террасой на двух верхних этажах, накрытой козырьком. Подчеркнут легкий поворот переулка. Главное – здание служит связующим звеном между разнохарактерными соседними домами и не вступает в конфликт с храмом. 

Алексей Бавыкин:

Одна из самых серьезных согласующих инстанций нынче – МОСКОМПРИРОДА. Мало в городе аллергообразующих зеленых насаждений – посадим три тополя на БРЮСОВЕ – по-московски, прямо из фундамента будет расти этот каменный самосев, вызывающий сильнейшую аллергию у ценителей московской старины. Замечу, что я тоже люблю старую Москву, но эта любовь не переходит в геронтофилию в стиле соколовского Палисандра. (Кстати, хотелось бы сделать стволы из палисандра, но будет очень дорого.) Время гулять со старушками на кладбище безвозвратно ушло, но самое время спроектировать здание «Школы для дураков» и самого себя определить в этом деле первоклашкой, чтобы никто не обижался.

Что делают ньюсмейкеры? «Проект Классика», VIII-MMIII - 27.11.2003
http://www.projectclassica.ru/newsmake/08_2003/08_2003_03.htm

Страничка дома на сайте Агентства архитектурных новостей:
http://http://agency.archi.ru/object_current.html?id=246

мнение критики

 Юлия Тарабарина:    

Хорошо известно, что дерево – прообраз любой колонны. Дом Алексея Бавыкина в Брюсовом переулке использует эту тему для создания очень зрелищной, отчасти театрализованной декорации. Главный фасад, выходящий в переулок, расчерчен гигантскими каменными изображениями древесных стволов, каждый из которых по замыслу архитектора должен быть увенчан настоящим зеленым деревом, помещенным в кадке, хитроумно встроенной в верхнюю часть бетонной опоры. Получается, что условный стилизованный «лес» буквально «перерастает» в настоящий, что сразу же вызывает целый ряд ассоциаций, из которых простейшая – березки, легко приживающиеся на заброшенных крышах – за тем исключением, что здешний сад расположен на уровне пентхаузов. Надо сказать, дерн на кровле загородного дома – нередкое украшение нынешних загородных домов, но идею поднять деревья с тротуара и поставить на уровень шестого этажа городского дома надо признать новой.
И все же сравнение, которое наиболее точно отражает замысел архитектора, – это растительная разновидность капители на вершине каменного «ствола» колонны. И здесь становится ясным основное отличие от обычных колонн, которые по определению должны что-то нести, поддерживать карниз здания или статую: ветви живых деревьев тянутся только к небу, и не могут служить опорой для реальной или вымышленной тяжести, поэтому карниз отступает, поднимаясь выше, превращаясь в навес-козырек над открытым висячим садом.
Можно сказать, что изобретенный Бавыкиным растительный фасад предлагает неординарное решение характерной московской проблемы сочетания новых построек с исторической застройкой. Обычно этот вопрос решался двумя путями: либо обращением к «классическим» архитектурным стилям, что можно понять как попытку новых зданий притвориться старыми, либо – строительством как правило более качественных, но абстрактных и вежливо-равнодушных к окружению европеизированных объемов. Древесный дом Алексея Бавыкина предлагает третий путь, можно так сказать, сюжетный: его фасад – архитектурная картина, изображающая собой сквер – небольшой, засаженный характерными многострадальными тополями, растущими по пять из одного корня, с ветвями, обрубленными по всей длине, и все равно каждую весну упрямо прорастающими новыми пучками зелени.
Результат отчасти напоминает европейский прием маскировки памятника архитектуры во время его реконструкции, когда временно невидимый шедевр затягивают пленкой с его схематичным изображением. Здесь перед нами тоже декорация-ширма, примиряющая блестящий остеклением криволинейных плоскотей основной объем здания с соседними домами, и заодно - разыгрывающая перед нами статичный, но от этого не менее интересный спектакль на тему столичного дворика в его редакции на вторую половину прошлого, XX века.
Но изумительный фасад – только часть архитектурного замысла. Дом продолжает разыгрывать тему переходного звена между двумя соседними постройками – в правой части, прилегающей к типичному доходному дому, невысокий и замысловатый, он робко  раскланивается с престарелым предком парой атлантов перед парадным входом. Часть, прилегающая к элитной розово-кирпичной брежневской многоэтажке, подчеркнуто современнее, геометричнее и выше, она даже расстается, хотя и неохотно, с кирпичной облицовкой, открывая простую белую гладь стен. Как хороший доходный дом, он имеет внутренний двор, по правилам современного элитного строительства, превращенный в атриум. Как уважающее себя произведение современной архитектуры, дом, наконец, обладает планом, состоящим почти сплошь из изгибов, «древесный» фасад – его единственная прямая линия, «приложенная» к основному, остекленному и очень современному объему, как если бы это была передняя стена реконструированного старого здания. Только вся эта сцена – целиком придумана и разыграна архитектором с самого начала.

Юлия Тарабарина. ПАМЯТНИК ТОПОЛЮ. В Брюсовском переулке строится жилой дом с уникальным фасадом из каменных «деревьев»
Опубликовано на сайте Агентства архитектурных новостей 19 июня 2006
http://agency.archi.ru/news_current.html?nid=1991

Юлия Тарабарина:
 
Дом с деревьями на фасаде в Брюсовом переулке, о проекте которого мы писали относительно недавно, построен уже практически целиком – осталась только внутренняя отделка, и теперь появилась возможность увидеть его вживую. Благодаря экскурсии, организованной 7 апреля проектом «Свобода доступа», нам удалось посмотреть на дом не только снаружи, но и изнутри, и даже посмотреть на Москву с его балкона
Прежде всего надо признать, что в перспективу переулка дом вписался точно так, как это было обещано на трехмерных изображениях – рендерах, то есть встал как влитой. Непринужденно и уверенно, достаточно прийти и посмотреть. Он аккуратно повторяет излом зигзагообразной линии переулка: до поворота фасад следует линии соседнего доходного дома Гудовичей, стоящего ближе к Тверской. В угловой точке вырастает пластичный выступ, этакая полубашня, которая «лепит» пространство улицы, «оправдывая» находящийся за ней объем конструктивистского дома, построенного в 1928 году А.В. Щусевым для артистов МХАТа – порядком, признаться, страшноватого образца стиля своей эпохи, да еще и выкрашенного прихотью нынешних властей в нехарактерный розовый цвет. Что любопытно, оба соседа, справа и слева – это очень типичные примеры стиля своего времени. Узнаваемые, но из ряда не выходящие. Бавыкинский дом – для своего, то есть для нашего времени необычен, прежде всего этим своим искренним, а не навязанным нормативами вниманием к ткани городского пространства, которую он стремится аккуратно «заштопать», но при всем своем врачебном пафосе, однако же, не теряет собственного лица. Эта особенность – не случайная, ее можно наблюдать во многих постройках Алексея Бавыкина, например, что-то похожее есть в проекте здания на Нижней Красносельской и даже в доме на Херсонской улице, который стоит не в центре, а  среди окраинного «спального» района. Но такие «чуткие» к окружению дома особенно приятно видеть в многострадальном центре Москвы, где что ни новое строительство – печальная история.
Здесь тоже есть своя печальная история. На этом месте находилось несколько небольших домов усадьбы А.В. Андреева, известного больше всего тем, что одна из его дочерей была второй женой поэта Константина Бальмонта. Главный дом в 1993 году поставили на охрану, а через несколько лет снесли, затем, вплоть до 2003 года, потихоньку разобрали и остальные постройки так, что ничего не осталось. Когда на этот участок пришел архитектор Алексей Бавыкин, дома уже были практически загублены, и было уже невозможно ничего спасти. История не единичная, про такие сюжеты на разных московских советах говорят: «ну что же теперь делать, хотя бы участок достался хорошему архитектору…». К этому сложно что-то добавить.
А дом получился интересный.
Прежде всего, рассказывает архитектор, это первый в Москве жилой дом-апартаменты с атриумом – внутренним двором, перерытым стеклянной кровлей. В принципе это полноценное жилье. По словам Алексея Бавыкина, здание напоминает вариант доходного дома XIX века, в котором «двор-колодец» накрыт крышей. А еще, особенно при взгляде сверху, внутреннее пространство похоже на лестничные клетки тех же доходных домов, только там вокруг свободного пространства в центре ажурные перила закручивались по спирали, здесь же – балконы, спирали нет, а лестницы, которые дублируют лифты, сугубо утилитарны и поэтому спрятаны в одном из углов здания. Третья ассоциация, которую могут вызвать ряды сплошных балконов вокруг эффектного «светового колодца» двора-атриума – это свернувшийся «внутрь себя» курортный санаторий. Что не так уж далеко от истины: снаружи Москва, внутри – отдельно взятый клубный рай, да еще и с фонтаном по центру.
Внутрь после завершения отделки попадут, разумеется, немногие. А для горожан в этом доме самое интересное – деревья на фасаде. «Это ордер!» - возражает архитектор. И правда, когда дом построили, стволы стали больше похожи на колонны. Особенно если посмотреть на них с балкона одной из квартир – там особенно заметно, что длинные, одетые каменной шубой тяги разрезаны белыми междуэтажным карнизами (или прорастают сквозь них?).
И все же если это ордер, то очень любопытный ордер. С какой стороны ни смотри, в нем ровно столько же от древесного ствола, сколько от колонны. А если учесть, что колонна  и дерево чем-то похожи и очень даже вероятно, что в незапамятные времена одно произошло от другого, то становится совсем интересно.
Если это деревья – то стилизованные в духе немецкого экспрессионизма, нарисованные рублеными прямыми линиями и подчиненные плоскости стены-экрана, откровенной декорации, поставленной перед домом и жестко схваченной белыми ребрами карнизов. Вообще, при определенной доле воображения, этот тополиный строй можно понять и наоборот – как разрезанную на высокие полосы бетонную стену. Стволы, кстати, отливались из монолита совершенно плоскими – некоторую видимость объема им придала надетая поверх «шуба» из дорогого иранского известняка. Это красивый камень, на ощупь похожий больше на мрамор, с извилистыми темно-коричневыми прожилками. Он действительно похож на древесную кору. Камень будут несколько раз покрывать влагостойким составом, и он еще немного потемнеет.
Образ дерева здесь очень важен – сильнее всего он на главном фасаде, но во дворе, на самом дальнем выносе, «посажено» еще несколько штук. Далее, «древесная кора» покрывает балконы, в шахматном порядке усеивающие гладкий и полукруглый дворовый фасад. Где-то посередине из него «вырастает» угол – как если бы внутри спрятано другое здание, и его заостренная часть выглядывает из плавной «обстройки». Из угла, к тому же, «вырастают» скошенные и длинные алюминиевые балконы, нанизанные на еще один «древесный ствол» - только здесь он тонкий и совершенно очевидно происходит от сквозных опор архитектуры авангарда. При входе во двор с обеих сторон встречаем абстрактные картины на тему взаимного проникновения гладкой поверхности, роль которой исполняет белый китайский гранит, и все той же известняковой «коры» – самое, наверное, наглядное изображение леймотива архитектурной композиции – сочетания изысканно-отточенной и холодноватой авангардной пластики с «древесной» теплотой.
«Деревья» очень ощутимы в интерьере квартир, выходящих окнами в переулок. Они стоят перед стеклами, их можно разглядывать, они создают ощущение леса, привнося в атмосферу московской улицы иррациональный акцент. Который несколько сглаживает тот факт, что напротив – окна сталинского «дома композиторов» архитектора И.Л. Маркузе.
Вверху, на балконе двухъярусного пентхауза, под металлическим козырьком с окнами, «древесные стволы» заканчиваются квадратными металлическими емкостями – кадками для живых деревьев, которые там установят, как только станет теплее. С балкона открывается роскошный, прямо какой-то воландовский вид на Москву и на Кремль. Собственно, взгляд оттуда направляется в сторону Ивана Великого вдоль трассы одного из старых переулков, сохранившегося внутри квартала в виде заставленной машинами пешеходной тропы от Брюсова к Никитскому переулку.
Итак, колонны похожи на деревья, а деревья на колонны. Если это колонны – то очень длинные, на шесть этажей и примерно двадцать метров. Они немного напоминают муфтированные колонны маньеризма, «шуба» на которых срослась в одну общую шершавую «кору». Еще больше они напоминают растительные формы архитектуры модерна, но без прямого сходства – здесь следуют духу, а не букве, что, собственно, и интересно. Тему модерна поддерживает одна очень характерная деталь – ограждения всех балконов внутреннего атриума выкованы тоже в виде деревьев. «Брались металлические прутья, по ним долго стучали специальным молоточком, пока не получалась нужная форма» – рассказывает главный архитектор проекта Григорий Гурьянов.
И если колонны, то – что же это за ордер? Все знают, что колонны бывают большими, а деревья – маленькими. И наоборот. Однако мы привыкли, что нормальная колонна имеет пропорции, сопоставимые максимум с тремя, а лучше с двумя этажами. Если же она вырастает до, например, пяти этажей, как в доме Жолтовского на Моховой, то капитель такой колонны становится размером с окно, что жутковато. Отсюда одна из главных проблем ордера, примененного к многоэтажному зданию – если его разбить по ярусам, как делали в XIX веке, то он мелкий, а если вытянуть на всю высоту дома – то гигантский. Ордер – это порядок, и если хотите колонну на весь фасад, то терпите капитель размером с окно.
Здесь кроется основное отличие деревьев – они не так строго подчиняются порядку, а растут так, как им захочется, быть большим и маленьким, толстым и тонким, и никто от него не вправе потребовать, чтобы у него вообще была капитель, а тем более – капитель определенных пропорций. Поэтому дерево может безболезненно прорасти на весь фасад. Только какой тогда получается ордер? Несколько одичавший, вернувшийся к своим до-греческим истокам. Такой дикий ордер мог сделать модерн, с его любовью к природным формам, но почему-то не сделал. Мы знаем, что авангард возвращался к истокам искусства. Поэтому может быть, что здесь мы имеем истоки ордера – дикого, древесного, и очень современного.

Юлия Тарабарина. ДИКИЙ ОРДЕР.
Опубликовано на сайте Агентства архитектурных новостей 16 апреля 2007
http://agency.archi.ru/news_current.html?nid=3757

Владимир Седов:

[…] Одна из самых последних построек Бавыкина — жилой дом в Брюсовом переулке. Это внутри Бульварного кольца, самый центр, и ситуация там сложнейшая: переулок кривой, он «вытекает» из под арки, выходящей на Тверскую улиц, и понижается к Никитской улице, по пути растекаясь в небольшой сквер. Дом, поставленный на месте жилого дома эпохи эклектики (тут стоял дом 1881 года архитектора М.К. Геппенера, который жалко; не Бавыкин выбирал участок), оказывается на повороте, да к тому же зажат между оставшимся эклектическим соседом справа и конструктивистским жилым корпусом слева, построенным Алексеем Щусевым в 1927 году. В переулке есть еще церковь XVII века, англиканский храм в готическом стиле, несколько доходных домов начала XX века и монументальный жилой дом, сооруженный в 1935 году по проекту того же Щусева уже в стиле довоенной неоклассики.
Вот в этом окружении и поставлен дом Бавыкина. Снизу, со стороны Никитской видно, что за конструктивистским зданием встало что-то современное, едва ли не продолжающее конструктивизм в более «свежих» материалах. Со стороны Тверской, с более близко расстояния становится понятно, что архитектор устраивает «связку» со Щусевым с помощью выноса круглящейся башни-ширмы на левом углу дома: она имеет неоконструктивистский характер и как будто предваряет конструктивизм следующего дома, прикрыв щель между зданиями. На сопоставлении этой башни и сильно вынесенного карниза строятся внешние связи дома и его главная композиционная интрига. Выходящий в переулок фасад устроен в плоскости, проходящей глубже выступа башни и выноса карниза. Стеклянная ширма расчленена необычно: наложенные на нее расходящиеся кверху тяги-столбы напоминают стволы какого-то невесть откуда взявшегося соснового бора, прислонившегося к стеклянной плоскости.
Это членение неожиданно иронично на фоне вполне серьезной стеклянной и каменной (а часть фасада отделана рустованным камнем) архитектуры. Поначалу кажется, что здесь есть какая-то неустроенность, какой-то элемент смятенности и неуравновешенности, близкий к идеям Александра Бродского, воплощенным в ресторане «95°». Однако, приглядевшись к этим чуть изгибающимся тягам, понимаешь, что перед тобой — бионика, подражание природе, то есть мотив скорее натуральный, спокойный, а не волнующийся перекос Бродского. Этот мотив происходит из проекта частного подмосковного домика, в котором Бавыкин предлагал три ствола срубленных сосен аранжировать в портик, одновременно натуральный и ироничный (трехколонный портик — знак легкомысленности внутри классики, а колонны-сосны как будто возвращают нас к истокам колонны вообще, но на нордический лад). В большом жилом доме эти сосны превратились в декоративный мотив, сообщающий фасаду дополнительную интригу.
Дом в Брюсовом переулке — первый образец в новом для Бавыкина жанре. Это элитарное жилье, а потому здесь архитектору были позволены объемно-пространственные «излишества», а кроме того оказался ко двору и каменный фасад, на окраине невозможный. Как бы чувствуя неуместность в этом месте и в этой ситуации чистого неоконструктивизма, архитектор воспользовался его схемой, его пространственными возможностями, но дополнил его новыми формами (они из бионики) и дорогими материалами (они из представления о новой роскоши в центральных переулках).

Владимир Седов. АРХИТЕКТУРА АЛЕКСЕЯ БАВЫКИНА. Каталог выставки «Алексей Бавыкин» (МУАР, 2007)
http://www.muar.ru/exibitions/2007/bavykin_exib.htm


Александра Рудык:

Строительство элитного жилья в центре всегда сопровождается примерно одинаковыми комментариями: «Испортили старую Москву!», «И ради этого снесли памятник архитектуры!», «Перекрыли весь вид!» и пр. Так все было и с домом в Брюсовом переулке. Прежде на его месте стояло здание 1881 года. Безусловно, старый дом жалко. Но, во-первых, автор нового проекта архитектор Бавыкин пришел уже практически на пустырь. Во-вторых, новый дом находится в окружении двух очень разных соседей: слева — почему-то розовый конструктивистский доходный дом работы архитектора Щусева, справа — эклектичное жилое здание. Бавыкин сумел очень органично объединить все фасады в один визуальный ряд, которого при старом здании никак не получалось. Новый дом — строгая стеклянно-каменная архитектура, где гвоздь программы — странная ордерная композиция на фасаде. Издали кажется, что архитектор нарисовал от руки кривенькие колонны, а подрядчик прямо так и построил. При ближайшем рассмотрении оказывается, что псевдоколонны имеют вполне продуманный наклон и покрыты неровным известняком, отчего походят скорее на дерево, проросшее сквозь этажи. Дикий ордер — не единственное достоинство здания. Внутри — атриум, перекрытый стеклянным потолком. А с верхних балконов открывается прекрасный вид на Кремль.

Александра Рудык. БРЮСОВ ВСЕМОГУЩИЙ. НОВЫЙ ЖИЛОЙ ДОМ В БРЮСОВОМ ПЕРЕУЛКЕ. «Афиша. Все развлечения Москвы», № 206, 25 декабря 2007
http://www.afisha.ru/article/276/

Григорий Ревзин:

Этот дом стоит в Брюсовом переулке — в двух шагах от Тверской, в ста метрах от Кремля, и это новый жилой дом. Некоторое время, пока он продавался, он был самым дорогим домом Москвы и бил Остоженку по ценам чуть не в два раза
Не знаю, как вы, а архитектор дома Алексей Бавыкин прекрасно отдавал себе отчет, какие люди купят там квартиры. Брюсов переулок — это, кстати, еще недалеко и от московской мэрии. И там это здание деятельно согласовывали, потому что у дома фактически гостиничная типология, а при этом он жилой. Там внутри большой атриум, а квартиры выходят на балконы этого атриума, что по нашим нормам считается недопустимым. По нормам считается, что жильцы страдают, если у них не подъезд с лифтом, а атриум. Знаете, коляску негде поставить, санки, сервант старый, с мусоропроводом проблемы. И психологически это трудно — выходишь, а там не грязный подъезд, а огромный атриум. Как-то это боязно. Но люди долго доказывали, что так страдать они согласны, и вот чудо — доказали.
Да, так вот роскошный клубный дом квартир на 16 на полпути между мэрией и Кремлем. И был бы он примечательным только ценой квартир и соседями, если бы не фасад. Там что-то такое странное творится. Там такой каменный лес, который прикрывает этот дом, причем даже с некоторым выносом вперед. Как будто к дому пристроили деревья. Это ни на что не похожая вещь. И сложная.
Архитектура, дорогой читатель, это тебе не поэзия: сел, прочирикал — и шедевр. Это в одиночку не делается, это плод сотрудничества архитектора и всех остальных. И поэтому все в ней должно рассматриваться с двух точек зрения — архитектора и всех остальных. Так вот сначала про архитектора.
Есть традиция — дома лучших людей в городе украшать портиками с колоннами. В императорской России даже было предписано, что дома с колоннами имеют право строить себе только дворяне, а остальные — нет. А колонны, как рассказывают нам античные мифы, появились из деревьев. То есть сначала древние греки ставили у храмов деревянные столбы, вроде как мы на даче у крыльца, а потом столбы стали мраморными, и так получились колонны. И вот архитектор — сегодня здесь, в Москве — решил экспериментально проверить этот миф. Он построил колонный портик из стволов деревьев, причем некоторые еще и ветвятся. Это такая промежуточная стадия, когда колонны уже каменные, но точно повторяют абрис стволов ветвящихся деревьев. Последний раз такое делали в XVIII веке. Там был такой архитектор Клод-Никола Леду при Людовике XVI, и у него есть проект домика королевского садовника со стволами вместо колонн. Клод-Никола еще сел в тюрьму при революции, написал там трактат об архитектуре и посвятил его назло революционерам русскому императору Александру I. Вот дошло послание, хотя и с известным опозданием.
В общем, сложная ученая затея. Но это с позиции архитектора. А теперь про всех остальных. Значит, дом, так сказать, для нобилитета, и он с колоннами. Вопрос: какие колонны должны сегодня подчеркнуть достоинство лучших людей нашего городка?
Сам я не лучший человек города, прочувствовать это не могу, гляжу на дело со стороны, как этнограф. Так вот с этнографических позиций должен заметить, что лучшие люди Москвы находятся сейчас в таком психологическом состоянии, что считают себя медведями. Не знаю, как это у них получилось, но дело не в этом. Это надо принимать как данность — они думают, что они медведи, строящие вертикаль. Ну и как выглядит вертикаль у медведей? Многие оппозиционные политологи часто говорят, что не могут себе этого представить. Так вот им нужно сходить в Брюсов переулок, потому что там это показано.
Причем там переданы не только особенности ветвящейся кверху вертикали у медведей, но и характерные навыки их поведения в вертикальной среде. Дело в том, что за этими колоннами-бревнами находятся балконы — и достаточно просторные. Но настоящему медведю как-то плохо на балконе за деревьями — нет простора и живого общения с массами. Там сбоку справа приткнуты — именно приткнуты, как-то под углом — такие выносные балкончики, выходящие вперед, на улицу так, что деревья им не мешают. Выглядят они как трибуны для выступлений, что, я так понимаю, создает особое чувство комфорта для медведя, строящего вертикаль. Время от времени он имеет возможность вылезти из-за дерева и поделиться с людьми своими планами до 2020 года. Как гризли — с ветки.
Но самое удивительное в этом доме не метафора нашего интересного времени, а то, что это получилось красиво. Вот само наше время особой эстетичностью не отличается, а как смотрится. Чудо! Такого дома нет нигде в мире, и нигде в Европе сейчас такое построить не могут — слишком они зашоренные. Хотя, наверное, Гауди бы это оценил. У него в парке Гуэль в Барселоне похожие колонны. Но у Бавыкина, пожалуй, поизящнее.
Я однажды еще до того, как Алексей Бавыкин построил этот дом, брал у него интервью. И он мне сказал: «У меня свое направление в архитектуре, русрац называется. Как тебе название?» Я смешался, потому что звучание какое-то... ну я не знаю. «Сокращение от «русский рационализм»,— продолжал он, весьма довольный собой и моим смущением.— Смело, крепко — русрац! Потому что Россию любить надо! Вот такая, какая есть, такую и надо любить! Это у них там неомодернизм, деконструктивизм. А у нас русрац!»
И он меня как-то убедил. Это вообще очень тонкий архитектор, мастер, а у них так бывает, что вроде по смыслу очень все странно, но при этом здорово получается. Нет, ну действительно, должна же архитектура передавать какие-то особенности русской души. Особую русскую интуицию формы, непричесанность чувства, что ли. В самом чувстве рационального в России есть что-то такое, ну вы сами знаете — умом не понять. Действительно, есть рационализм, а есть русрац, и это не совсем одно и то же. Опять же кругом медведи.
Должен сказать, уважаемые дамы и господа, что исторически колонны делятся на разные типы, называемые ордерами. Есть дорический ордер — это когда у колонн завершения совсем простые, просто кругляшки; есть ионический — там в завершении два таких изящных завитка, а есть коринфский — там наверху делаются такие красивые листья. Дорический придумали дорийцы, жителей материковой Греции; ионический — ионийцы, жившие в Малой Азии, а коринфский — жители Коринфа. Еще есть иудейский ордер — это когда колонны такие спиралевидные, витые, как бы ужом влезающие в душу. А вот Алексей Бавыкин сегодня изобрел принципиально новый ордер, и это дорогого стоит, потому что встречается раз в две тысячи лет. Следующие две тысячи лет мы будем им гордиться. Предлагаю назвать его медвежьим. Хотя боюсь, название не приживется, и мир его будет называть просто русским

МЕДВЕЖИЙ ОРДЕР. Григорий Ревзин о доме с колоннами в виде деревьев. «Коммерсантъ-Weekend», 26 апреля 2008 
http://kommersant.ru/doc.aspx?DocsID=885254