Офисное здание на Страстном бульваре
Проектная организация: Архитектурная мастерская Лызлова
наше мнение мнение архитектора мнение критики ваше мнение

Офисное здание на Страстном бульваре. Фасад
Офисное здание на Страстном бульваре. Фото: Юрий Пальмин
Офисное здание на Страстном бульваре. Фото: Юрий Пальмин
Офисное здание на Страстном бульваре. Первоначальный проект


Офисное здание на Страстном бульваре. Первая версия, вид сверху

Офисное здание на Страстном бульваре. Фасад
Офисное здание на Страстном бульваре. Разрез по фасаду новодела
Офисное здание на Страстном бульваре. Вид со стороны Большой Дмитровки. Фото: Юрий Пальмин
Офисное здание на Страстном бульваре. Фото: Юрий Пальмин
Офисное здание на Страстном бульваре. Разрез
Офисное здание на Страстном бульваре. Дворовый фасад. Фото: Юрий Пальмин
Офисное здание на Страстном бульваре. Планы
Офисное здание на Страстном бульваре. Фото: Николай Малинин

Адрес: Страстной бульвар, 9
Проектная организация: Архитектурная мастерская Лызлова (АМЛ)
Архитекторы: Николай Лызлов, Ольга Каверина, Михаил Дмитриев, Александр Крохин; при участии Ольги Аврамец
Фасады исторической части здания: «Моспроект-2», мастерская 13
Конструктор: Соломон Шац
Подрядчик: «Ант Япы» / Турция
Заказчик: «Капитал Груп»
Проектирование: 2003 – 2004
Строительство: 2005 – 2006

наше мнение

В биографии драматурга Сухово-Кобылина – три главных сюжета. Убийство егодраматург Сухово-Кобылин гражданской жены француженки Луизы Деманш, семь лет под следствием,  расцветший на нервной почве талант и, как следствие, три пьесы. Кто убил барышню – до сих пор неясно. Писателя принято оправдывать, но увлекательней сомневаться: а, может, сам ее все-таки «заказал»? Следствие и сопутствовавшие ему дрязги-нервы-взятки не только измотали Александра Васильевича, но и открыли неведомый дотоле барину мир. Который настолько ярко отразился в пьесе «Дело», что ее даже сравнивают с «Процессом» Кафки. А когда ее увидел зритель, то услышал в ней еще и отголоски «дела Ходорковского»... Трилогия вообще хороша и языком, и характерами – недаром «Смерть Тарелкина» в 2005 году вдруг хором поставили сразу четыре московских театра.

Все это не только к тому, что новое здание стоит на месте усадьбы Сухово-Кобылина, а особняк Сухово-Кобылинамощный «новодел» на переднем плане – и есть тот самый дом драматурга, во дворе которого вроде как убили француженку. В истории нового строительства – те же три сюжета. Один про убийство, второй – про чиновничьи дрязги, третий – про художественное событие. Эти сюжеты раскладываются даже на объемы здания, коих три, или при желании – на три акта одной пьесы.

Акт первый, трагический. Памятник истории и культуры был снесен в 1997 году тогдашним владельцем – АО «Мосрыбхоз». Следствия, правда, не было и наказан тоже никто не был. Акт второй, драматический: проектирование. Первоначально у дома был совсем иной образ: выступающий объем имел глухой «лоб»-аттик, «задник» был простой перфорацией, сбоку выпирал мощный эркер, парковый фасад был изрешечен панорамными окнами, а крыша шла эффектным скосом, креня силуэт к бульвару. Но потом начались «дрязги». Сначала авторам сказали, что скос это слишком. Дом выпрямился и пошел традиционными уступами. Потом ужали эркер, «лбу» потребовали дать больше света, а затем вспороли стеклом и край бокового фасада.

Все это были нудные пожелания самых разных инстанций (начиная с Охраны памятников и кончая заказчиком), однако, отвечая на них, архитектор умудрился не ухудшить дом. Наоборот, вся эта тягомотина так его завела (прямо как Сухово-Кобылина), что дом стал только цельнее. И это акт третий. Конечно, о былом благородстве глухих плоскостей остается жалеть, но зато у дома появилась вертикальная тема. Фасады превратились в симфонию бойничных окон (высота которых меняется с каждым этажом), а пилоны ризалита работают с ними в рифму. Еще они подхватывают масштаб портика будущего «новодела», а их вытянутые пропорции – это как бы стремление усадьбы подрасти вслед за бульваром, изрядно выросшим со времен Сухово-Кобылина. «Поклон бульвару» остроумно трансформировался в накрененное стекло, а прежняя перфорация обернулась изысканной обработкой окон, которые словно бы выдавлены в плоскости стены. Такого приема в Москве еще, кстати, не было.

В результате образ дома стал совершенно неуловим. В нем есть что-то официозное, чуть не брежневское: благородный мрамор облицовки ризалита, четкость геометрии, ритм пилонов. Но весь этот серьез размагничивается прыгающей высотой окон, наклоном витража, ассиметрией ризалита (эдакое вздернутое плечико). В нем есть что-то от ар деко, от здания Госдумы в Охотном ряду, есть параллель к шехтелевскому зданию типографии «Утро России», что по соседству. Но при этом – ни одной прямой цитаты. В нем есть даже юмор – в ниспадающих складками пилонах. Современность же явлена разве что наклоном витража, но и то очень тонко: наклоны спрятаны в пилоны.

Все это, впрочем, не более чем летучие настроения. Ни во что определенное они не складываются, оставляя лишь ощущение рафинированности (как всегда у Лызлова – строит ли он гараж, магазин или «Город яхт»), элегантности и аристократизма. И это, наверное, самое правильное, что здесь можно было сделать. Реставрация – при утраченном памятнике – бессмысленна. Радикальность – в окружении хорошо сохранившейся старой застройки – неуместна. Стилизация – когда вокруг все разом (конструктивизм, рационализм, классицизм) – не имеет явного ориентира. «У людей дури много - всего не переймете», - говорит герой «Свадьбы Кречинского». А строить нечто совсем незаметное – тоже обидно: место все-таки центровое, любимое. Так возникает образ, к которому совершенно невозможно придраться. Потому что он – и ни то, и ни другое, и ни третье. А в нашей исторической ситуации это, как ни странно, комплимент.

Николай Малинин. УСКОЛЬЗАЮЩИЙ ОТ СЛЕДСТВИЯ. Николай Лызлов. Офисное здание на Страстном бульваре. «Штаб-квартира», 2006, № 5 (45)

мнение архитектора

Николай Лызлов:

Новое здание, которое мы проектируем, погружено в историю и в прямом, и в переносном смыслах. Во-первых, это понятная всем архитекторам ситуация с исторической средой. Самый центр Москвы, слева – доходный дом начала прошлого века, справа – природный комплекс. Спереди – снесенный особняк Сухово-Кобылина. Сзади – перестроенный до неузнаваемости каретный сарай, в котором, по преданию обнаружили кровь убиенной француженки. Из-за этой француженки наш знаменитый драматург находился под следствием. Это уже литературная история, впрочем, весьма известная и не налагающая на архитектора никаких дополнительных обязательств. Далее история самого объекта: ранее предполагалось на этом месте разместить гостиницу, что, понятно, не вызывало восторга у местных жителей. В результате функция здания поменялась, и наша мастерская была приглашена в качестве проектировщика. Учитывая комплекс всех налагаемых ограничений, с одной стороны, и требования заказчика, с другой, мы пришли к следующему. Здание разбить на три объема. «Виртуально» присутствующий дом Сухово-Кобылина восстановить, «утопив» его в теле нового здания. Конечно, это будет чистый новодел, но, поскольку дом считался памятником культуры, можно рассматривать его с литературной точки зрения и считать восстановление репринтным изданием. Примирить литературу со здравым смыслом мы попытаемся в интерьере, максимально разнеся «исторический» фасад и начинку. Второй объем – своеобразный задник дома Сухово-Кобылина, его мы рассматриваем как абсолютно нейтральный фон. Таким же фоном, только более насыщенным, служит боковой фасад здания, замыкающий природный комплекс. Объем, выходящий на бульвар, самый активный элемент здания. Он должен фланкировать особняк справа, подхватывая его масштаб в горизонтальном членении, а вертикалью соответствовать доходному дому слева. Своими уличными размерами новое здание удерживает традиционный масштаб городской застройки.

Что делают ньюсмейкеры? «Проект Классика», VII (2003)
http://www.projectclassica.ru/newsmake/07_2003/07_2002_05.htm

Николай Лызлов:

- Кто сломал старый дом – вообще непонятно. Одно могу сказать: хорошо, что не наш заказчик. Там не было даже никакой комиссии по сносу, а потому и  согласовать проект нам долго не могли – потому что этим легитимизировали бы снос. В результате все просто промолчали. Иначе это дело для прокуратуры.
Еще на этом участке долго был коллектор метрополитена, там все было залито водой, вытаскивали буквально по кускам.
Как вставить крупное здание в сложившуюся застройку? Расчленить его как следует. Разыграть дом как пьесу: там задник, тут – авансцена, а внизу еще и суфлерская будка. Я сейчас рад, что он не выглядит там крупным. Что попал в масштаб все-таки. Хотя там две линии: есть красная, где он и так не самый крупный, а есть и задняя, где стоит вообще громадный дом. Тем не менее, не хотелось впадать в дрип, как в доме СТД, что напротив, но и кубарь, как, например, у Гнездилова на Лесной, тоже нельзя было ставить: надо было прятаться.
А еще у меня такая была теория, что у Сухово-Кобылина дом не был маленьким – просто бульвар был другим. А потом бульвар вырос – и дом сделался маленьким. Чем историческая правда была нарушена. И мы Сухово-Кобылину сделали дом побольше. За одним этажом спрятали три этажа. Сначала там хотели делать ресторан, но когда в качество будущего арендатора появился «Газэкспорт», все это ушло: там тоже будет офис. Хотя пространство внутри очень интересное получилось.
Поскольку мы историзма не приемлем, стали думать на тему ар деко. В какой-то момент дом стал таким даже брежневским получаться. Хотя обрамление, прорисовка, соотношение стены-проема – все это вполне ар-деко. Конечно, тут есть некая декоративность, но она имманентно присуща этому отношению к архитектуре. Ведь что такое окно? Это отражение тектоники. Что, собственно, неприятного в домах Посохина? Что они изображают одно время (когда были арки-балки-колонны) и вдруг тут же - мощное остекление, которое сразу говорит, что это фальшивка. Если ты делаешь дом из стены, так и делай.
 Окна должны были быть разными, но эта разность не может быть большой. Они все равно одного племени должны быть. Конечно, окошек в результате нарубили многовато. Но если бы мы сделали все так, как хотели, дом был бы чересчур монументален. Хотя насчет боковых окошек я все равно не согласен. И даже тот, кто их нарисовал, с этим согласен. Но в определенный момент всем начинает заправлять риэлтер – и начинается шантаж: мы, мол, так не продадим. Я долго пытался их убедить, что там по освещенности все нормально. Но не вышло.
Ризалит же появился еще в первом макете, но он был со скосом. И это всех страшно напрягло. Все вокруг такое тут статичное, а тут вдруг… Кузьмин тоже сказал, что слишком экспрессивно.
Что касается облицовки… Камень - он всегда лучше. А этот прием, когда главный фасад сделан в другом материале, в Москве часто применялся Вот у Парусникова на Пушкинской: камень заходит на боковой фасад – и обрывается. Тут же три участника: фоновый, парадный и исторический. И каждый играет свою роль. Если бы все было в камне – было бы простовато. А на фоновый дом вообще бессмысленно камень делать.
Правда, гранит должен был быть финский, а это суррогат с Украины. Он подешевле, с термообработкой. Это когда камень не шершавят, а плавят. Но при этом разрушается кристаллическая структура – и туда грязь набивается. Так что  за 15 лет дом может сильно состариться.

Из интервью Николаю Малинину, 22.03.06

мнение критики

Алексей Муратов:

Как и реконструкция Александра Асадова (здание Союза архитекторов в Гранатном переулке), объект Николая Лызлова включает реплику исторического здания. Однако подход к репликам у архитекторов разный. Если Асадов стремится «воскресить» конкретный дом, разрушенный в ходе строительства, то Лызлов создает обобщенный образ: «памятник памятнику», который отсылает к существовавшему на этом месте особняку, не копируя его напрямую. По замыслу архитектора, строится не то, что было, а то чего не было никогда. Да и не могло быть.
Почему же в таком случае вместо «памятника» нельзя было создать современный объем? Ответ кроется в специфической логике московского чиновничества. На месте «исторической» части офисного центра располагался особняк первой половины XIX в., примечательный в силу того, что в нем проживал знаменитый драматург Александр Сухово-Кобылин. Обстоятельств его жизни, порой детективных, мы касаться не будем (см., напр., http://www.kotoroy.net/story.php?id=15), отметим лишь, что дом постепенно приходил в упадок, пока в 1997 г. не был снесен своим тогдашним владельцем. Снесен незаконно – без оформления необходимых разрешений. То есть на бумаге он остался, а следовательно по несгибаемой чиновничьей логике непременно должен был существовать.
Впрочем, скопировать дом дословно было невозможно в силу отсутствия чертежей и обмерных материалов. Архитекторы убедили чиновников увеличить высоту восстанавливаемого особняка, приведя таким образом его габариты в соответствие с домами, которые за последние полтораста лет выросли вокруг. Да, в свое время особняк был одноэтажным. Но в контексте ампирной Москвы он не выглядел маленьким, ибо был окружен зданиями соразмерными с ним. Однако с появлением многоэтажных доходных домов эпохи «первого капитализма», а затем конструктивистских и позднесоветских построек Страстной бульвар приобрел совершенно иной архитектурный масштаб, что и предлагалось учесть при воссоздании особняка.
Чиновники приняли этот аргумент. Дом в итоге подрос, что, естественно, устроило и девелопера. Вместо одного этажа в особняке поместилось четыре: цокольный, парадный, аттиковый и антресольный. Более того высота потолков «старого» и «нового» объемов стала одинаковой – 3 м 60 см. Многосоставной офисный центр приобрел единую планировочную структуру. Однако сам особняк вряд ли от этого выиграл. Внешне здание притворяется одноэтажным, но его оконные проемы маловаты для избранной высоты «этажа». Пропорции скатной кровли ближе к терему, чем к псевдоклассическому особняку. Аттиковый пояс, огибающий крышу, играет отнюдь не свойственную ему роль. Вместо того, чтобы маскировать скаты, он становится необязательной декоративной нашлепкой.
Благодаря появлению ретро-имплантанта, объем офисного центра приобретает трехчастную структуру. «Новодел» на красной линии задает общие для всей композиции параметры вертикальных членений. При этом он контрастно выделяется как по стилистике, так и по пластическому строю, где господствует горизонталь: цоколя, подоконных тяг, сандриков, активно вынесенного карниза. Этот вынос как бы гасит устремленность к небу воссозданного особняка. Впрочем, вертикализм, заложенный в его структуре, берет реванш, безраздельно превалируя в активном ризалите, фланкирующем «новодел». Даже сочные горизонтальные отбивки не останавливают движение, а как бы подгоняют его, формируя каскад или лестницу, задающую ритм непоколебимому восхождению ввысь. «Конфликт» вертикали и горизонтали примиряет главный заглубленный объем. Демонстрируя как бы первичную, очищенную от всяких привнесений, фасадную структуру он становится адекватным фоном, оттеняющим контрастный дуэт ризалита и особняка.
Безусловно к сильным сторонам объекта следует отнести стилистику его современной части. Сообщив зданию определенную пластичность и монументальность, архитектор тем не менее не впадает в суровый модернизм 70-х, избегая таким образом прямой ассоциативной переклички с расположенным неподалеку новым зданием «Известий» (авторский коллектив под руководством Юрия Шевердяева, 1975–1976). Несмотря на всю свою контекстуальность, а точнее – во многом благодаря ей, созданный Лызловым офисный центр воспринимается как полноценное дитя своего времени. Осмотрительность, рефлексия, нежелание выпячиваться куда больше присущи сегодняшним столичным архитекторам, нежели их предшественникам модернистам. Компромиссное отношение к наследию только подтверждает это.

Алексей Муратов. Административное здание на Страстном бульваре. «Проект Россия», № 43

Вадим Пересветов:

...В случае с офисно-административным зданием на Страстном бульваре заказчик поначалу желал, чтобы оно было хоть немного похоже на соседнее, которое, по мнению Лызлова и его коллег, не отличалось заметными архитектурными достоинствами. И хотя контекст для Лызлова – вещь чрезвычайно важная, в этом случае он искал его по-другому: в высоте, членениях и объемах зданий, расположенных на соседних улицах. Для этого архитекторы вынуждены были нарисовать большую развертку от Тверской до Петровки, где в ряду особняков, построенных в разные эпохи, оказались произведения Бархина, Шехтеля и Казакова. На их фоне соседнее с проектируемым здание значительно проигрывало. Именно эта развертка помогла переубедить заказчика, и в результате новый дом на Страстном стал более статичным и фундаментальным. Дальнейшее было делом техники: здание должно было вместить в себя то, что присуще офисному комплексу высокой категории, включая современные коммуникации. Ради освоения участка пришлось переносить дорогостоящие сети, в том числе и телефонную. А часть теплосети, которая проходила по участку байпасом, была включена в само здание. Четырехуровневый гараж, обеспечивающий машиноместом каждые сто метров офисных площадей, занял место под землей. Достаточно большой внешний объем удалось скорректировать с помощью «дробления» фасада. Внешняя отделка дома выполнена из дорогого камня. Фрагментом здания является фасад воссоздаваемого (снесенного в смутные годы) дома Сухово-Кобылина – он штукатурный и являет собой результат научной реставрации, проведенной по оставшимся мелким фрагментам исторического особняка. Николай Лызлов: «В помещении офисно-делового центра также должен быть ресторан. Я даже предложил для него название «Кровь француженки». Дело в том, что когда-то в этом доме жил известный писатель Сухово-Кобылин, и именно здесь он убил свою возлюбленную. Дело для этого времени было очень громким. Правда, к архитектуре это уже не относится».

Вадим Пересветов. ИЗ КВАРТИРЫ В КРУГОСВЕТКУ. «Город Яхт» и другие проекты архитектурной мастерской Лызлова. «Мир и Дом. City», 2005, № 8
http://lyzlov.ru/portfolio/content/publication.html?id=-770279086 
 
Татьяна Пашинцева:

Страстной бульвар, названный так по имени находившегося рядом Страстного монастыря, возник в 1820-х гг. на месте стены Белого города как аллея от Тверской улицы до Петровских ворот. Бульвар застраивался в течение нескольких веков – здесь есть палаты XVII века, дворец князей Голициных (конец XVIII века), а место, на котором теперь стоит административно-офисный центр «Пушкинский дом», раньше занимал одноэтажный особнячок с флигелем и другими надворными постройками, построенный в 20-х годах XIX века. В 1849 году в этом доме поселилась семья драматурга, помещика и предпринимателя А.В.Сухово-Кобылина. Сам он занимал флигель, состоящий из пяти комнат, и жил здесь до 1868 года. С этим местом и именем Сухово-Кобылина связана страшная и до сих пор неразгаданная тайна жестокого убийства француженки Луизы Симон-Деманш, любовницы драматурга. По все видимости она была убита во флигеле дома – именно здесь были найдены неловко замытые кровавые пятна, происхождение которых Сухово-Кобылин не смог внятно объяснить. Большая часть пьес Сухово-Кобылина – «Свадьба Кречинского», «Дело», «Смерть Тарелкина» – была написана именно в этом доме после трагических событий и ареста Сухово-Кобылина по обвинению в убийстве.
После революции пустующий особняк предали под «Организационное бюро по созыву Всероссийского съезда союзов рабочей и крестьянской молодежи». Комсомольцев привлекла близость к центру города и зал с камином. У огня грелись и готовили на нем еду. Позже здесь размещался первый ЦК Комсомола, а с 1920 года комсомольцы устроили в бывшем особняке коммуну, которую посещал Джон Рид.
«Квартиранты» и арендаторы сменялись, дом ветшал, перестраивался, флигель тоже многократно реконструировался, надстраивался и безвозвратно потерял свой первоначальный, исторический облик. Жирную точку в существовании этого насыщенного историческими, бытовыми и детективными коллизиями, интригами и тайнами, вместившего судьбы множества людей старомосковского дома поставило ЗАО «Мосрыбхоз» при поддержке московского правительства – до 1997 года постройки являлись памятником истории, а в сентябре этого года, накануне 850-летнего юбилея Москвы, дом был снесен. На освободившемся месте планировалось построить гостиницу, и был даже разработан ее проект.
Затем участок купил один из крупнейших столичных инвесторов – «Капитал Груп». Новый владелец поменял функциональное назначение здания – вместо гостиницы было решено строить офисный центр класса «А». Эта новость была радостно встречена жителями соседних домов, которые очень опасались появления шумной гостиницы, кипящей жизнью и днем, и ночью. Офисное здание – совсем другое дело: это благоустроенная территория, круглосуточная охрана и полное отсутствие ночной активности. К работе над проектом была приглашена архитектурная мастерская Николая Лызлова «АМЛ». При формировании пакета исходно-разрешительной документации была сделана запись о необходимости воссоздания утраченного дома Сухово-Кобылина, но в каком виде это должно быть сделано – «как раньше» или как-то иначе – подробно не оговаривалось. Остатки флигеля после исторического обследования были признаны утратившими право называться памятником, и флигель тоже снесли.
Как обычно заказчик был заинтересован в максимизации выхода полезной площади – рассчитывал на 1200кв. м. С этой данности – аппетитов инвестора и предписания относительно воссоздания муляжа в стиле ампир – и началось проектирование. «Это было увлекательно – даже требование сделать некое подобие, иллюзию, обманку этого одноэтажного домика. Там есть некое качество места, окружающей застройки, которое определяется не стилевым сходством или подобием, а городским масштабом», – комментирует Н.Лызлов. В ходе согласования проекта архитекторам советовали «сделать здание более контекстуальным», похожим на соседний доходный дом. Однако этот сосед был отнюдь не лучшим образцом в застройке Страстного бульвара – заурядное строение, без яркого, цельного образа. Для того чтобы убедить чиновников и заказчиков, архитекторы сделали развертку Страстного от Тверской до Петровки, на которой тщательно прорисовали все дома. Получилось перечисление эпох и стилей. Начинается отсчет 1970-ми годами с «гармошки» «Известий» – затем конструктивизм Г.Бархина, через несколько домов – модерн Ф.Шехтеля, а кончается все ампиром – усадьбой, построенной М.Казаковым, которую после пожара 1812 года реконструировал О.Бове. Все здания разные, все вместе складываются в сложно переплетенную ткань городской застройки. При этом каждое из них не мимикрирует под антураж, а четко заявляет о себе: «Сделано в 20 годы», «А я – в 70».
Н.Лызлов: «Мы пришли к выводу, что наш дом должен быть таким же – самодостаточным. Точно так же ни у кого не должно возникать сомнений, что это здание построено сегодня – в XXI веке. А контексту он должен соответствовать не похожестью, а соотношением объемов, сомасштабностью членения фасадов и т.п. В первоначальном проекте здание было более радикальным, ультрасовременным, возможно, слишком острым для этого места. И мы стали бороться со временем, внося репрезентативность. И в какой-то момент даже испугались, что вот-вот получится брежневская архитектура. А для нас не впасть в изобразительность – было принципиально. Для цитат у нас было отведено место – дом Сухово-Кобылина. Наш дом должен был быть большим, но не просто большим единым объемом. Так появилась трехчастная композиция. Камерный объем, несущий собирательный образ особняка XIX века, фоновая часть и доминанта, фланкирующая весь комплекс справа. На красную линию выступает объем, построенный на месте дома Сухово-Кобылина. Он только отдаленно напоминает стоявший здесь ранее особняк. Новая постройка – не копия, не новодел, а цитата, составленная из характерных деталей московских ампирных построек. Это как классическая симфония Прокофьева. Она набрана из цитат. И этот дом тоже должен был стать фантазией на тему».
Справа от этого своеобразного символа уходящей Москвы возвышается семиэтажный объем. «Мы хотели, чтобы «старинная» часть комплекса вела диалог с «современной». Если «особняк» – маленький и крепенький, то новое здание должно быть высоким и стройным», – говорит автор. Это переходный шарнир между громоздким доходным домом слева и миниатюрой усадебкой в окружении старого сада справа.
Угловой объем – доминанта композиции, он насыщен пластикой и движением. Его особенность в том, что он имеет два главных фасада. Фасад, выходящий на Страстной бульвар, уступами нависает над улицей. Наклонная стеклянная стена эркера прорезана ниспадающими гранитными складками простенков, напоминающих пилоны. Отражение городской суеты в стеклянном фасаде еще больше усиливает динамику. Гранит для облицовки долго искали, выбирали камень нужного оттенка и фактуры. Подошел сорт «Серая гора» – гранит благородного светлосерого цвета без оттенков. Другой фасад обращен к небольшой усадьбе с парком, которая, будем надеяться, устоит, поскольку имеет статус природного комплекса. Здесь на фасаде тоже появляется гранит – он как бы заворачивается со стороны Страстного бульвара и обрывается, уступая место оштукатуренной поверхности. На уровне шестого этажа проходит полностью остекленная галерея, выступающая за плоскость стены без малого на полметра, тем самым, помимо введения темы горизонтали, увеличивая офисное пространство.
Экспрессия и известная агрессивность архитектуры контрастирует с покоем и умиротворенностью исторической аппликации на месте дома писателя. Их примиряет задник – третий элемент композиции. Равнодушный, «плоскомордый», как его называет сам автор, фон создает стена с перфорацией регулярно расположенных окон. Объем уступчато нарастает до 9-ти этажей (не считая цокольного). Однако за счет сдвига в глубину это крещендо не слишком заметно. Отсутствие деталировки у этого «третьего» объема зрительно увеличивает перспективу, обостряет разрыв между передним планом и задником. Возвращаясь к развертке: она помогла определиться с цветом – было важно, чтобы новое здание не выпадало из колористической гаммы Страстного бульвара. Для него был выбран серый – любимый цвет мастерской «АМЛ», цвет, характерный для архитектуры конструктивизма (тех же «Известий» Г.Бархина), да и вообще для архитектуры XX века.
Н.Лызлов: «Нам хотелось, чтобы наш дом (тщеславие безмерное, но равняться надо на лучшее) читался в ряду от Г.Бархина до М.Казакова и Ф.Шехтеля. А ампир – традиционно светло-желтый с белыми деталями. Но в какой-то момент, когда пристроенный особняк еще не был покрашен, а только оштукатурен, он был покрыт очень красивой серой шпаклевкой. Показалось, что так его и надо оста- вить – он выглядел очень аристократично, хотя это и было исторически некорректно».
Результатом наслоения тем, образов, объемов стал привычный глазу горожанина пейзаж – разнохарактерная, разнокалиберная застройка, уютный хаос смешения времен. Впрочем, деление на части – это всего лишь декорация – в плане все объемы взаимосвязаны, единая сетка колонн монолитного железобетонного каркаса обеспечивает гибкость планировки, а вентилируемые фасадные системы позволяют использовать в отделке и облицовку натуральным камнем, и штукатурку. Общая площадь здания – 18670 кв.м, так что программу застройщика архитекторы даже перевыполнили, благодаря, в том числе, трем подземным этажам, отданным под автостоянки и технические помещения. В особняке первоначально планировалось устроить ресторан. И «Капитал Груп» вел уже переговоры с известными московскими рестораторами. Архитекторы спроектировали внутреннее пространство под ресторан – вывесили антресоль, освещаемую верхним светом через фонарь, и даже придумали для него название «Кровь француженки» – жутко, интригующе и по существу. Но когда единственным арендатором всего здания стал «Газпромэкспорт», он отказался от этой затеи и занял все помещения под офисы. Другой момент, от которого пришлось отказаться архитекторам, но уже по вине заказчика, касается напрямую архитектуры. В проекте за счет меньшего числа оконных проемов угловой объем оказывался асимметричным – над прямоугольным провалом въезда в подземный гараж был глухой участок стены. Заказчик предпочел архитектуре инсоляцию. Но поскольку авторы своего согласия на изменение фасадов не давали, «Капитал Груп» самовольно внес изменения в рабочую документацию, объясняя это тем, что архитектура – это только одна из составляющих потребительского товара, но не единственная: «Мы не памятники делаем, а офисное здание, и слово арендатора для нас закон».
Н.Лызлов: «Нам понятна эта логика, тем более, когда все так честно излагается. Но нельзя в жертву одним потребительским качествам приносить другие и в угоду освещенности портить архитектуру. Впрочем, то, что получилось, в конечном итоге, нас удовлетворяет. Это – как с рождением и воспитанием ребенка. Ты его воспитываешь, как считаешь нужным, а потом появляются детский сад, школа, улица... И уж что выросло, то выросло. Смотришь – вроде хорошо. Архитектура – действо коллективное».

Татьяна Пашинцева. ТРИ В ОДНОМ. ОФИСНЫЙ ЦЕНТР «ПУШКИНСКИЙ ДОМ» НА СТРАСТНОМ БУЛЬВАРЕ. «Архитектурный вестник», 2007, № 1 (94)
http://archvestnik.ru/ru/magazine/915/

Страничка здания на сайте конкурса "Золотое сечение-2007":
http://zs2007.ru/cgi-bin/item?id=123

ваше мнение

| 6057 дн. 5 ч. назад
хороший и скучный дом. И это хорошо, потому что на том месте выкрутасы ни к чему. Да и вообще они ни к чему
Гость | 6199 дн. 1 ч. назад
достойных, я имел ввиду
Гость | 6199 дн. 1 ч. назад
один из немногих (если не единственный) из объектов Капитал Групп
Гость | 6219 дн. 22 ч. назад
Дом из категории тех, которые хороши только на своем месте.
Гость | 6222 дн. 21 ч. назад
ну не, не рядовой, это уж вы извините. где вы такой еще в москве видели?
Перейти к обсуждению на форуме >>