Реконструкция Гостиного двора
наше мнение мнение архитектора мнение критики ваше мнение


Реконструкция Гостиного двора. Фото6 Юрий Пальмин, Владислав Ефимов


Адрес: Ильинка, 4
Архитекторы: Александр Кузьмин, Михаил Посохин, Сергей Ткаченко, Всеволод Кузьмин, Л. Лавренов, Ю. Никишин, Н. Подольская, Д. Суслин, Н. Шкаева, В. Путятина, В. Ходнев и др.
Конструкторы: Нодар Канчели , В. Ильин, И. Шухнин, В. Гнедин и др.
Заказчик: ОАО «Гостиный двор»
Подрядчик: корпорация «Трансстрой»
1996-1999

наше мнение

В своих градостроительных деяниях Юрий Лужков непременно предстает если не волшебником, то фокусником. Возрождает из пепла храм (ХХС). Достает из-под земли речку (Неглинка). Двигает недвижимость (мосты). Заставляет бить фонтаны, а дождь, наоборот, прекращает (крыша Лужников). Соединяет прямые в круг (Третье кольцо), а ночь делает днём (подсветка зданий). Какими средствами, как именно творится трюк - не важно. Главное - есть ощущение чуда.

Последнее в этом ряду (и, видимо, последнее вообще) чудо - Гостиный двор. Стояла посреди Китай-города громадная развалина, сидела в ней сотня контор, во дворе - свалка. И вдруг (ну, пусть не вдруг, а за пять лет) возникает тут торгово-деловой комплекс почти в сто тыщ квадратных метров, а вместо бессмысленного двора - громадная площадь, крытая фантастической стеклянной крышей. Которая впечатляет, во-первых, уже своими размерами, а во-вторых, тем, что при таких размерах она не имеет видимых опор. Секрет в том, что опирается она не на исторические стены, а на специальный распределительный железобетонный короб, который, в свою очередь, держится на бетонных опорах, спрятанных в пилонах. Аналоги крыше - дабы позаимствовать опыт - честно искали, но в Европе, по крайней мере, не нашли. В связи с чем ее автор Нодар Канчели, технический директор института «Курортпроект», получил на нее авторское свидетельство.

Крыша, конечно, замечательна, но еще оригинальнее ощущения, которые испытывает под нею человек. Проистекают они из необычного соединения города и дома, двора - и площади, общественного - и частного, старого - и нового. Это не душные подземелья «Охотного Ряда», не тесные коридоры ГУМа, не западные моллы, которые похожи один на другой. Это действительно качественно новое городское пространство, в котором есть одновременно и свобода, и уют, и покой, и воля. Более того, если комплекс на Манежной это триумф церетелевского дурновкусия, то здесь - в архитектурном смысле - все чисто. Ну разве что чересчур чисто: есть ощущение муляжа, которое сопровождает каждую московскую «новоделку». Конечно, те, кто помнят, какой шикарной руиной был Двор лет 15 назад, будут здесь в своих эстетских чувствах сильно оскорблены. Ну, лестницу с балясинками, не удержались, прилепили - но с другой стороны, без нее совсем какой-то каток получался. Но этим, собственно, огрехи исчерпываются. В остальном - мощная вещь, вполне сопоставимая с фостеровским куполом над Рейхстагом. Только ее сметная стоимость - 371 млн. долларов (из которых освоено 315), что примерно в два раза дороже берлинской реконструкции.

Отнестись к этому шедевру с однозначным энтузиазмом не позволяют два неприятных обстоятельства. Они уже, конечно, стали историей, но предаться сейчас восторгам - это значит спустить власти с рук все прегрешения, допустить, что и дальше можно пренебрегать законом и дурить почтеннейшей публике голову. Во-первых, необходимости делать здесь эту суперкрышу, прямо скажем, не было. Спасать памятник надо было срочно, это факт, но для этого существует достаточно известное средство, которое называется «реставрация». Так и только так можно было обращаться с памятником федерального значения, зданием, построенным по проекту Джакомо Кваренги и ставшим образцом для множества провинциальных торговых рядов. Но «просто» реставрация Лужкову неинтересна. Это как бы обыденное дело. Ну, вот еще один памятник приведен в порядок - с этим в истории разве останешься? А тут мэру привиделся шанс и овец спасти, и волков накормить. Иначе говоря, найти средства на реставрацию такой громады, находящейся к тому же в аварийном состоянии, можно было только в ней самой - перепрофилировав и заложив коммерческую функцию. А поскольку соотношение площадей полезных и не подлежащих использованию (типа коридоров и галерей) здесь крайне невыгодное (примерно 50 на 50), то взор мэра естественным образом обратился на двор. Заставить работать который можно было только - перекрыв.

Сказать по правде, некоторое оправдание у Лужкова было. Оно, конечно, не может быть названо законным - как не могут быть названы законными петровские реформы, хрущевская кукуруза или какой другой волюнтаризм. Мэрская воля Лужкова в данном случае то же, что и воля Екатерины, повелевшей строить Двор именно так - хотя по-хорошему-то надо было иначе. Дело в том, что хотя Гостиный двор и является выдающимся памятником русского классицизма, произведением великого архитектора и важнейшей композиционной составляющей Китай-города, в нем самом есть один немаловажный брак. Незнакомый с реальной ситуацией, Кваренги прислал из Петербурга проект, который не учитывал перепад высот между Ильинкой и Варваркой, а потому здание оказалось в южной части двухэтажным, в северной - трех, а сведены были два эти полукаре довольно топорно. Из узких переулков просчет не очень читался, но со стороны двора был вопиющ. И эта червоточинка как бы оправдывала возможность следующего ненормального шага.

«Гостиный Двор - сложнейшая пространственная аномалия, он Москвопетербург, такая точка, в которой Петербург прикладывается к Москве как четвертое измерение к трем. Гостиный двор есть воплощенная невероятность: дом, стоящий одновременно и на косогоре и на плоскости», - писал три года назад в «НГ» Рустам Рахматуллин, призывая этой аномалией дорожить. Как именно ею дорожить - никто, конечно, не знал, но с другой стороны, хай-тековская крыша, надетая на классику - это уже достойный внимания парадокс. Другой причудливый эффект возникает здесь в яркий солнечный день. Поскольку крыша стоит без опор, она вся словно бы прошита металлическими стяжками, и свет на пол ложится плотной такой клеточкой: хочешь - в крестики-нолики играй, хочешь - в классики.

Другое «мистическое» совпадение - процесс работы. Как кваренгиев Двор производил такое впечатление словно бы рыли с двух концов туннель - и не совпали, так и нынешняя стройка шла фактически без проекта. Как тот Двор в разное время делали разные зодчие - Кваренги, Карин, Селехов, Бове, Гиппиус (при этом каждый был вынужден что-то исправлять за другим), так и этот: Посохин, Ткаченко, Аввакумов, Кузьмин Всеволод, Кузьмин Александр. Соответственно менялся и проект. Причем менялся он на ходу: строительство шло вовсю, и архитекторы порой просто фиксировали то, что сделали строители. Впрочем, при всем безумии таковой - фактически средневековой - практики, выстроилась почти гегелевская триада: от имитации Кваренги - к радикальному контрасту - и наконец, к компромиссу.

Вообще говоря, принцип контраста является хотя и спорной, но тем не менее популярной градостроительной практикой. Тем более, когда речь идет не о целостном ансамбле, а об порядком попорченном - а уж изгадить Китай-город больше, чем испохабили его гостиница «Россия» или цэковская домина в Никольском проезде - трудно. Конечно, контраст не может нравиться всем. Когда Пей ставил посреди Лувра свою пирамиду, скандал был не меньший. И сколько бы она там не «приживалась», она всегда будет кого-нибудь раздражать. Так что по большому счету все определяется только тем, хорошо или нет этот контраст сделан. И если гостиница «Россия» это очень слабая вещь, а потому ничего кроме злости ее контраст с остатками Зарядья не вызывает, то здесь получилось неплохо. Могло бы, наверное, быть еще лучше - если бы был принят первоначальный проект крыши (Сергея Ткаченко) - выпуклой, а не плоской. Конечно, это нарушало бы панораму сильнее, но в этой смелости было бы оправдание самому поступку - тогда как нынешняя крыша выглядит все же компромиссной. Не говоря уж о том, что ее плоскость - наклон всего в 0,7 градуса - создает массу проблем с отводом конденсата. Вода, понятно, на такой крыше стоит, и добиться герметичности крайне сложно, хотя пока - а крыша живет уже год - не капает (собирала светопрозрачное покрытие, как официально называется наша крыша, российская компания «Агрисовгаз»).

Но надо сказать, что некая интуиция по поводу усиления  радикализма у Лужкова была. И потому - проиграв Охране памятников выпуклую крышу - обратились к Гельману. Объявили, что Гостиный двор станет центром современного искусства и заказали Гельману проект художественного оформления интерьера (и постоянной экспозиции в нем). Был, конечно, здесь и политический расчет: понимая, что народного негодования не избежать, надо было найти ему какой-то противовес, например - неожиданную опору в оппозиции. И представители актуального искусства действительно поверили, что власть наконец-то решила стать продвинутой и специально для Двора сочинили массу скульптур и инсталляций, а Юрий Аввакумов спроектировал под них овальный подиум и роскошную прозрачную башню в духе Coop Himmelb(l)au, которая «вылетала» во двор со стороны амфитеатра и, нависая над площадью, давала массу эффектных точек обозрения.

Первым кинули Аввакумова: идею приподнятой плиты в центре двора взяли, а денег не дали. Вскорости кинули и самого Гельмана. И хотя еще год назад Владимир Ресин в интервью «НГ» уверял, что современное искусство во Дворе будет, стало ясно, что нас в очередной раз надули. Официальное объяснение заключалось в отсутствии средств, неофициальное - в том, что идея музея была банальной дымовой завесой, которой пытались отвлечь внимание общественности от реальных проблем реконструкции, а «современным искусством», в конце концов, можно назвать многое. «Ну вы же понимаете, что то, что придумал Гельман, это бред» - со снисходительной улыбкой сказал мне один из сотрудников Двора. А чего б вы, интересно, хотели? Чтоб Кулик матрешек раскрашивал, а Бренер - лобзиком выпиливал?

Впрочем, одну победу общественности одержать удалось. Когда решение о крыше было принято, стало ясно, что для этого над низкой частью здания придется надстраивать третий этаж. Руководивший на тот момент процессом Михаил Посохин полагал сделать его «под Кваренги», Охрана памятников, естественно, настаивала на том, чтоб надстройка однозначно свидетельствовала о «новодельности». Как ни странно, Посохин проиграл и был вообще от работы отстранен, и в конце концов этаж действительно получился отличным. Понятно, что не в смысле «красивым», а просто - «другим». Забраковать мансарду - четвертый, технический, этаж - не удалось: без него просто некуда было деть всю ту оснастку, без которой эта руина бы не ожила. А жизнь в ней предполагается самая разная: магазины и офисы, банк и гостиница, ресторан с видовой площадкой, во дворе - концерты и шоу, презентации и выставки, балы и показы мод, и даже спортивные состязания.

- Главная идея Двора, - говорит директор ОАО «Гостиный Двор» Вадим Соловьев, - это его многофункциональность. Да, я пока не знаю, как организуется жизнь крытой городской площади, но я знаю, что здесь есть все. Для любого, самого неожиданного предложения. Двор будет открыт для всех и всегда, за исключением отдельных платных мероприятий. Если мне объяснят, зачем его оставлять открытым ночью - мы и это сделаем. Глупо было бы навязывать, угадывать функцию - забить, например, весь двор аттракционами. Я думаю, жизнь сама нам подскажет.

Ну, я, например, мечтаю поставить сюда панораму Москвы, которая была сделана еще к 50-летию революции. Можем сделать и неоновую карту Москвы, которая была частью гельмановского проекта: все необходимые для нее разводки есть. Да, башни не будет - по материальным причинам. Ее роль - пусть более прозаично - будут выполять панорамные лифты, монтаж которых пока идет, и которые придадут динамику этому громадному пространству. Да, не будет выставки современного искусства. Потому что это неправильно, когда Гельман единолично определяет, что в современном русском авангарде самое главное. Было бы странно превращать Гостиный двор в филиал галереи Гельмана, согласитесь?

...Я, конечно, не соглашусь, потому что скульптуры эти - Гутова и Наховой, Альберта и Филиппова - были действительно замечательны и Двор с ними вместе мог бы составить достойную конкуренцию парижскому Пале-Роялю (такое же, кстати, каре), где стоят сейчас весьма радикальные вещи Ботеро и Армана, Мимрана и Брускина, Сегала и Йифея. Да, конечно, если бы реконструкция Двора шла цивилизованным образом, можно было сделать еще много интересного, сохранить, например, где-нибудь, пусть фрагментарно, дух руинности - тогда контраст с хай-теком был бы еще ярче. Так что, конечно, я чувствую себя обманутым... Но при этом мы несколько обманулись и насчет лужковской эстетики. Привыкнув к тому, что в ней не может быть ничего хорошего, ты вдруг с удивлением ловишь себя на том, что пространство Гостиного двора совсем не противно. А побродив по нему с фотоаппаратом, и найдя кучу эффектных ракурсов, ты понимаешь, что среди всех архитектурных гранд-проектов Лужкова этот вообще самый удачный. Конечно, большое по определению не может быть некрасивым, но неужели рецепт так тривиален: просто не подпускать к делу Церетели?

Николай Малинин. НЕБОДВОР, или ВОСЬМОЕ ЧУДО МЭРА. Закончена реконструкция Гостиного двора. "Независимая газета", 8 сентября 2000

мнение архитектора

 

мнение критики

Григорий Резвин:

Прошло полгода с того момента, как распоряжением мэра от проектирования Гостиного двора был отстранен Михаил Посохин. Объект передали Александру Кузьмину, главному архитектору Москвы. Месяц назад "Русский Телеграф" сообщил, что Марату Гельману, который готовит экспозицию современного искусства внутри двора, удалось привлечь к работе лидера "бумажной архитектуры" Юрия Аввакумова. Достоинства его проекта признают все, но строить по нему все-таки не будут.
       
Романтика

На пресс-конференции Всероссийского общества охраны памятников Александр Кузьмин сказал: "Я признаю, что реконструкция Гостиного двора была начата с нарушением закона. Но если бы ее не начали, сегодня Гостиный двор бы рухнул". Нет оснований сомневаться в истинности этой оценки. Но ответ был дан столь неожиданный, что впору думать о степени вменяемости тех, кто это все затеял.
Дом рушится. Как его реконструировать? Правильно, надо положить на разрушающиеся стены многосоттонное светопрозрачное покрытие. Сегодня уже невозможно выяснить, кто это придумал. Первые проекты Гостиного двора со светопрозрачным покрытием появляются в "Моспроекте-2" четыре года назад. Но архитекторы утверждают, что идею покрытия подсказал мэру конструктор Нодар Канчели. Следует заметить, один из самых уважаемых конструкторов России, который способен придумать, как перекрывать чего угодно, но не обязан разбираться в вопросах охраны памятников.
С точки зрения строительства идея водрузить покрытие на ветхие разваливающиеся стены – безумие. С точки зрения бизнеса – еще большее безумие. Арендаторы, которые разместятся в стенах двора после реконструкции, должны будут оплатить не только огромное пустое пространство, перекрытое стеклом, которое им не нужно, они должны будут платить за отопление этой пустоты, ее вентиляцию, снегоочистку покрытия. А в результате, как утверждается на всех заседаниях, получится самое большое в Европе перекрытое пространство. Свет, стекло, романтика. Этот хрустальный дворец поражает воображение. Именно это, похоже, и произошло с мэром.
       
Прагматика

Средневековые флорентийцы, начав строить собор Санта Мария дель Фьоре, не задумались о том, как они будут делать купол. В результате собор 50 лет ждал, пока это сделает Филиппо Брунеллески. С тех пор технология строительства сильно изменилась. В цивилизованном мире не сыскать такого здания, которое строилось бы сегодня на средневековый манер – без проекта. Как наш Гостиный двор.
Строительство началось тогда, когда имелись лишь общие представления о том, что сверху будет стеклянная крыша. Детальный проект решили делать потом, одновременно с реконструкцией. Когда дело дошло до перекрытия, встал вопрос о сохранности памятника. Высота стен у Гостиного двора разная, в двух третях – три этажа, в одной трети – два. "Моспроект-2" подготовил два варианта решения проблемы. Один предлагал достроить стену "под Кваренги", а второй – сделать в недостроенной части стеклянную ширму. По всем правилам охраны "достраивать" памятники запрещено. Два варианта "Моспроекта-2" делались под разных людей. Мэру, естественно, больше понравился вариант "под Кваренги". Охране памятников этот вариант показался неприемлемым, здесь настаивали на стеклянной ширме. Похоже, "Моспроект" заранее готовил скандал.
Встреча двух точек зрения была трагичной. Один высокопоставленный архитектурный чиновник излагал ситуацию следующим образом: "Представьте себе: идет строительство. Каждый месяц мэру докладывают: столько-то бетона залито, столько-то миллионов освоено. Так проходит два года. И тут появляются какие-то психи из охраны памятников и начинают говорить, что это все нельзя делать".
Мэр до такой степени был в ярости, что ему не дают достроить памятник "как у Кваренги", что решил объявить референдум. Однако выступления прессы, в том числе и Ъ, заставили его пересмотреть позицию. Вместо вынесения на референдум проекта Посохина "под Кваренги" со двора вынесли Посохина. Он был отстранен от проектирования, вместо него назначили Кузьмина.
       
Дело Гельмана

Марата Гельмана никто не приглашал строить Гостиный двор, ему предложили оформить внутреннее пространство двора современной скульптурой. По слухам, в обмен на мир с Церетели. Трудно сказать, что привело его к мысли, что без него проектный процесс невозможен,– то ли природная активность, то ли опасение, что проект "современного искусства под сенью двора" накроется в связи с тем, что сама сень под угрозой. Так или иначе, сегодня он играет роль одного из "присматривающих" за строительством.
Отношение к Гельману в художественных кругах двойственное. С одной стороны, современное искусство для него – способ личной карьеры. С другой – эта личная карьера развивается постольку, поскольку он все-таки это современное искусство проталкивает. Он вспомнил о некогда молодых, а ныне уже повзрослевших архитекторах-"бумажниках", выигравших в 80-е годы массу международных конкурсов, а сейчас и вовсе оставшихся не у дел. Этим и решил воспользоваться Гельман, пригласив к проектированию Юрия Аввакумова. То есть одновременно и войти в проектный процесс со своим архитектором, и подтвердить свое реноме промоутера прогрессивного искусства.
Юрий Аввакумов: "Я думал – у них проблема с архитектурой и дизайном. А оказалось: то, что строят, не соответствует даже элементарным строительным нормам. Скажем, вмещать такой двор должен восемь тысяч человек. А проектируют, 'по письму заказчика', на полторы тысячи. То есть на шесть с половиной тысяч человек не хватит туалетов, воздуха и эвакуационных выходов. Это 'Титаник' перед катастрофой: рояли вместо шлюпок и некондиционные заклепки".
Аввакумов в соавторстве с Егором Солоповым создал проект, который подтвердил его статус оппозиционного лидера. Аввакумов резко сократил площадь стеклянной кровли. В центре двора он предложил создать гигантский подиум – поднимающийся вверх многоступенчатый овал. На ступенях должны были быть расставлены произведения современной скульптуры. Овал разрешал множество технических проблем, значительно уменьшая вместимость двора. Похожим способом решали площади архитекторы барокко. Но реализовывать проект никто не будет.
Марат Гельман: "Овал – это здорово. Даже не знаю, что бы можно было поставить рядом с ним. Я, правда, не верю, что это единственно возможное решение. Но была бесформенная территория – получилась площадь. Если бы можно было вернуть Аввакумова – это было бы идеально. Можете – верните".
Александр Кузьмин: "Да, я видел проект Аввакумова. Мне очень понравился. Архитектурно точное решение. Но в чистом виде проект нереализуем. Надо было его перерабатывать, а он поссорился с Гельманом и хлопнул дверью".
       
Дело Аввакумова

Марат Гельман: "Не я строю Гостиный двор. Я – один из участников. Юра сделал проект. А у нас так принято: сегодня решаем, как строить третий этаж, завтра – как входы, послезавтра – освещение. Потом опять решаем, как строить третий этаж. Никакого целостного проекта, по которому все строится, нет. Проект надо было протаскивать по частям, от чего-то отказываясь, что-то принимая. А Юра потребовал оплатить проект, а если нет – запретил им пользоваться. Но поймите: я не могу оплачивать то, что не примут. Мне нужен архитектор, который со мной работает, а не чистая идея, с которой неизвестно, что делать дальше"
Юрий Аввакумов: "Когда Гельман приглашал меня в Гостиный двор, речь шла о 'профессиональном проекте для профессиональной общественности'. Тогда же определялись объемы, сроки и гонорары. Потом было два месяца реального, небумажного проектирования плюс утомительный ликбез заказчика. И кроме заказанного оформления интерьеров, колористического проекта и экспозиции скульптуры нам удалось в рекомендательном жанре, замечу – бесплатно, сделать предложения по фасаду-ширме (которое у нас моментально слямзили), и по декоративному остеклению светового фонаря, и по мощению площади. А в результате вместо гонорара и представления проекта на суд этой самой общественности – истеричные требования все переделать. А что переделать, нам не объяснили до сих пор".
Невозможно сказать, кто прав. Нормальный заказчик всегда ждет, что архитектор учитывает его требования к проекту и готов бесконечно все переделывать. Но Гельман не нормальный заказчик, он – представитель заказчика. Причем не нормальный представитель: он не строит двор, его допустили в руководящую команду, занимающуюся строительством. И представитель не нормального заказчика, а того, кто начал строительство без проекта. Нормальный архитектор, встречаясь с ненормальным представителем ненормального заказчика, бежит от этого куда глаза глядят.
       
Проектный процесс

Сегодня главным архитектором Гостиного двора является главный архитектор города Александр Кузьмин.
Александр Кузьмин: "Что вам сказать о Гостином дворе? Пишите что хотите. Вы знаете, я никогда в жизни не оказывался в такой ... сложной ситуации. Я градостроитель, здесь я должен заниматься всем – сетями, освещением, реставрацией, пожарной безопасностью. И куда ни залезешь, все сделано как-то... Неправильно".
Проектный процесс на Дворе устроен так. Есть мэр Москвы, который принимает окончательные решения по каждому этапу строительства. Есть Александр Кузьмин, который эти решения предлагает. Есть несколько команд, которые предлагают решения Кузьмину. 15-я мастерская "Моспроекта-2", руководимая Сергеем Ткаченко, которая ведет основное рабочее проектирование, 13-я мастерская "Моспроекта-2" – реставраторы, "Курортпроект" Нодара Канчели, который занимается светопрозрачным покрытием, группа Гельмана и т. д.
У каждой из этих групп одна стратегия – повысить собственное место в иерархии и задвинуть других. В идеале – выйти непосредственно на Лужкова. Способ реализации этой стратегии – топить своих соседей. Тактика следующая: всем дружно наваливаться на чужой проект и никому не показывать свои, чтобы на них не навалились.
В этих условиях никакого единого проекта и не может возникнуть. Могут – частные проектные решения по частным вопросам. Представьте себе: три года идет строительство, параллельно идет проектирование, оно регулярно заходит в тупик, происходят скандалы, референдумы, кого-то снимают – в общем, идет полнокровная жизнь. И тут приходит какой-то, извините за слово, Аввакумов.
       
Дело Кузьмина

Особенностью нынешнего главного архитектора города является способность находить цивилизованные выходы из нецивилизованных ситуаций, которые сложились до его вступления в должность. Так, скажем, произошло с конкурсом на Боровицкую площадь, когда, с одной стороны, было принято решение об охранных зонах Кремля, а с другой – решение о создании на Боровицкой дворцов, отвечающих статусу "сердца всей Руси святой".
Скорее всего, усилиями Кузьмина Гостиный двор будет достроен. Можно надеяться, что в случае пожара шесть с половиной тысяч человек не погибнут там просто потому, что архитекторы предусмотрели пожарные выходы на полторы тысячи при наполняемости в восемь тысяч. Возможно даже, что там не будет мучительно душно, как в подземном комплексе на Манежной, потому что систему кондиционирования сделают нормально.
Но есть пределы человеческим возможностям. Создать Гостиный двор как нечто эстетически убедительное Кузьмину, видимо, не удастся. Светопрозрачное покрытие в реальности не будет прозрачным. На него лягут грязь и снег. Это будет приземистый ангар с бесформенными очертаниями, построенный неясно зачем за огромные деньги на месте выдающегося памятника русского классицизма.
       
Аналогия

Один знакомый архитектор рассказал автору этой статьи следующую историю о своей работе над подмосковным особняком.
Один знакомый архитектор: "Это не особняк, это песня. Предыдущий хозяин то ли сбежал, то ли его убили – не знаю. Дом, понятно, четыре этажа, гараж. Хозяин уж жить хотел, меня позвали интерьер делать. Прихожу. Отопление – котел. Начинаю смотреть, где он? Подвал есть, замурован. Снимаем перекрытие – подвал забит строительным мусором. Под завязку. И ни одного выхода, окна, двери – ничего. Нагнали молдаван – они через крышу весь мусор вынесли. Смотрим – нет котла. Труба от него есть – а его нет. Разбираем перекрытия и через крышу, через четвертый этаж этот котел вертолетом туда впендюриваем. Подводим к трубам. Внизу – дырка под дымоход. Сверху – большая труба, готика, не труба – Нотр-Дам. А между ними дымохода нету. Заложен по всем четырем этажам. Ну, перекрытия мы уже разобрали под котел, теперь стену разбираем. Разобрали, собрали, сделали, восстановили перекрытия. И тут хозяин говорит: в подвале пусто, давайте там делайте бассейн. Обратно разбираем перекрытие, делаем бассейн, обратно делаем перекрытие. Я чувствую – до интерьера мы не дойдем. За те деньги, что он туда угрохал, можно поселок построить".
Строительство Гостиного двора - это не исключительная история. От безымянного коттеджа до Гостиного происходит одно и тоже. Много лет панельного строительства научили заказчика искренне презирать архитекторов. Зачем проект – строители сами все сделают. Если надо, архитектор потом нарисует.
Каждый из героев этой истории, с которым встречался автор настоящей статьи, подчеркивал, что здесь необходим позитивный финал. Автор мучительно размышлял над ним. И пришел к следующему. Гостиный двор – последний объект из серии "Москва-850". Его планировали открыть к светлому празднику, но не вышло. Все они, прежде всего "Охотный ряд", строились одинаково: с позиций глубокого наплевательства на архитектора со стороны заказчика и строителей. Главный позитивный итог в том, что это – последний такой объект. Грядущий историк изумится этой работе – возрождению средневековья в строительстве и героическим попыткам из него выбраться.

Григорий Ревзин. ГОСТИНЫЙ ДВОР НАКРЫВАЕТСЯ. «Коммерсант», 25 апреля 1998

ваше мнение

Гость | 5270 дн. 10 ч. назад
ПРОЕКТ ОЧЕВИДНО СЛАБЫЙ. СОВРЕМЕННАЯ ЖИЗНЬ ДВОРА-НИКАКАЯ И ЭТО В САМОМ ЦЕНТРЕ ГОРОДА!!

23ОКТ09
Перейти к обсуждению на форуме >>