Адрес: Даев переулок, 20
Проектировщик: «Моспроект-2», мастерская № 2; «АМ-19», АМР (Австрия)
Архитекторы: Дмитрий Солопов, Дмитрий Пшеничников, Владимир Колосницын, Л.Иванова, Л.Алтабаева, Ханс Коссдорф
Инженер: Сергей Козыренко, А. Плакс
Заказчик: ТОО «Стройлизинг»
1994-1996
Один из первых (и лучших) образцов постсоветской архитектуры. Естественно, банк. План здания собран вокруг необычного атриума, диагональю режущего квадрат. Плану отвечает оригинальная компоновка объемов, в планах и разрезах которых непременно присутствует треугольник. Увы, оценить всю эту эффектную композицию можно по-настоящему лишь с высоты птичьего полета. Или изнутри. За снобизм банк и поплатился, прогорев одним из первых.
Григорий Ревзин:
Современную архитектуру Москвы легко представить себе как разворачивание архитектурных программ 80-х годов. Тогда архитектурное сообщество располагало тремя мощными идеями-парадигмами: нео-модернизм, постмодернизм и среда. Две из них — постмодернизм и среда — оказались сегодня программой нового московского стиля. Поскольку (по сложившемуся мнению московских архитекторов и критиков) Юрий Лужков не любит зданий из стекла и ме-чалла, неомодерниэм получил в Москве характер диссидентского направления, любезный сердцу любого свободного критика. В своей склонности к неоклассицизму обозреватель «НГ» вынужден поэтому признаваться, как в тайном пороке, от которого следует немедленно избавиться.
В этой интеллектуальной ситуации неомодернизм возвращает себе черты классического авангарда, идею агрессивного противостояния наличной действительности во имя будущего. Неизвестно, насколько этот героический пафос помогает или мешает ему. Мне, во всяком случае, мешает — я подходил к Уникомбанку в Даевом переулке с известным опасением. Все же когда на тебя из-за угла выскакивает натюрморт Пикассо, то надо принять какие-то превентивные меры защиты. Один из архитектурных журналов опубликовал проект на обложке со слоганом «Дело ВХУТЕМАСа живет и побеждает». Итак, несмотря на официальную архитектурную политику истори-зирующего контекстуализма, удалось реализовать проект, который опознается как авангардный. И на первый взгляд, действительность соответствует ожиданиям.
Внешний объем здания выглядит именно как кубистичсский натюрморт. Кубический объем рассечен по диагонали острым треугольником входа, вестибюля и атриума, линии крыш приобретают столь сложную геометрию, что ее трудно удержать в зрительной памяти. Кажется, что перед тобой не застывший объект, а некое беспорядочное движение кристаллов. Это впечатление усиливается тем, что половина стен и крыш действительно из стекла, а там, где использован камень, он зашлифован до такой степени, что тоже кажется стеклянным. Хищныи режущий клюв входа с вынесенным козырьком подчеркивает агрессивную динамику композиции.
Здание нашпиговано техникой. Сложнейшая система вентиляции и кондиционирования, лифтов и эскалаторов, освещения, раздвигающиеся и задвигающиеся жалюзи, которые придают стеклянным стенам мнимую материальность, охранные, переговорные устройства и плюс к этому техническая эстетика всех материалов. Лестничные ограждения в виде металлических сеточек, стены, подвешенные на клинкерах, металлические фермы — словом не дом, а машина дли жилья.
Если реагировать только на это, то немедленно опознаешь концепцию классического авангарда. Авангарду в архитектуре было свойственно пугать агрессивностью формы, оправдывая это дело техникой. Техногенный мир не гуманистичен, пугающ — отсюда уместность футуристической агрессии. Евгений Замятин так испугался, что выстроил на этом всю поэтику романа «Мы», где мир питается энергией таинственного Интеграла, который распространяет свое далекое от благостного влияние на всю окружающую среду. Картина жутковатая — такой Интеграл вроде бы и выстроил Уникомбанк.
Но с другой стороны, когда думаешь о том, какая техника стояла перед мысленным взором Замятина, невольно вспоминаешь «Кочегара» Ярошенко. М.Гинзбург в книге «Стиль и эпоха» — главном манифесте конструктивизма — выводил авангардную архитектуру из линии экскаватора и трактора, но формы этих механизмов в 20-е годы были действительно довольно пугающими. Техника с тех пор изменилась столь радикально, что эпатаж обывателя с опорой на техногенный мир оказался затруднительным.
Чем больше находишься в Уникомбанке, тем меньше доверяешь этой авангардной концептуализации. Да нет никакой оппозиционности, никакой угрозы в этой архитектуре! На фоне современного московского строительства это здание — пример недосягаемого совершенства. Тут невозможна покосившаяся фрамуга форточки, тут след «клея» (если это можно назвать клеем), которым кляммер присоединен к стеклу, имеет форму чертежа из учебника геометрии. Хай-тек — уровень техники, когда она столь совершенна, что уже не пугает.
Какой смысл стоит за этим совершенством? Если, скажем, космический аппарат собран недостаточно тщательно, он может и не полететь. Но если пол на площади в 200 кв.м имеет перекос в один миллиметр, то ведь это ничему не способно помещать. Техническое совершенство становится драгоценной отделкой, наподобие украшения мрамором или мозаикой. Но в таком случае техника уже не может никого путать и эпатировать, она перестает быть авангардной. Она становится символом престижа. И в принципе для символа процветания — каковым, несомненно, должно являться банковское здание — этого достаточно.
Видимо, так же полагали и строители здания — австрийская фирма АСТ-Майредер-Россия и австрийский партнер русских архитекторов Герт Коссдорф. Процесс проектирования и строительства был беспрерывной борьбой против разнообразных упрощений проекта. И точку зрения австрийцев можно понять даже без коммерческой стороны дела. Если главное — совершенное исполнение, то в принципе неважно, насколько сложно пространство и какие эффекты здесь возникают. Главное, как подходит стык к стыку, стекло к переплету — это качество уже в достаточной степени репрезентирует западный стандарт,
В Москве есть несколько зданий, построенных таким образом. Самое заметное из них — интерьер торговой галереи под Домом актера на Тверской (Моспроект-2, мастерская 14, А. Клинский), где то же совершенство исполнения. Но, кроме идеальных плоскостей тонированного стекла и полированного камня, здесь ничего нет. Это идеальное строительство — но без архитектуры. И за ним ясно прочитывается мысль: когда все столь хорошо строится, никакая архитектура не нужна. Больше того, она даже мешает (в буквальном смысле, ибо единственный архитектурный изыск — фонтан, в котором струи воды смешиваются с тонированной стекломассой — вызывает некоторые сомнения). И это правильная мысль — совершенное строительство прекрасно. Но невыносимо скучно.
В России принято говорить о том, что низкое качество строительства убивает архитектуру. Можно опасаться и противоположного. Уникальность Уникомбанка в том, что архитектура здесь сохраняется несмотря на высокое качество строительства. Здесь есть образ — больший, чем образ совершенства строительной техники.
Когда движешься по уровням атриумного пространства и в стеклянных стенах (стеклянные стены повешены на стеклянные же несущие конструкции), и все это пространство бесчисленное количество раз отражает себя самое, возникает четкое ощущение, что из мира реального попал в виртуальный, что это — уже за гранью реальности. Ты движешься в пространстве видений и не в состоянии отличить реальный проход от его отражения. Пространство начинает превращаться в наркотический инструментарий. Культура такого визуального ряда сегодня хорошо известна — например, пространство видеоклипа. Пространство, в котором ты перестаешь ощущать собственное тело, находишься одновременно в разных местах — и нигде.
В принципе такое пространственное ощущение не слишком радует само по себе: есть в нем что-то от помраченного состояния сознания. Но в Уникомбанке, кроме этого ощущения, есть нечто еще. Узкий семиэтажный атриум со стеклянными стенами и высокими несущими колоннами с подобием капителей вверху вызывает отчетливое ощущение готического собора. Уловив этот образ, начинаешь понимать, насколько последовательно он проведен в интерьере. Собственно, эти интуиции пространства как полета, вненаходимости, нарушения границы реального и виртуального — все они с равным успехом могут прочитываться как в коде современной клип-культуры, так и в русле классического переживания метафизики пространства в европейском храме.
Здесь, пожалуй, самое интересное. Эффекты стеклянных плоскостей, отражающих и дробящих пространство — это, в конце концов, фокус. Так можно устроить дискотеку. Но обнаружить за этим традиционнейшую европейскую интуицию мира иного, идущую от готики. — это серьезный культурный жест. Можно вспомнить, как пространство готического храма последовательно переходило в пиранезианские утопии. Оттуда — в романтические видения Гюго или Одоевского, оттуда — в «опиумную» литературу начала века, оттуда — в современную рэйв-культуру. Собственно то, что говорят здесь архитекторы, — это одновременно и утверждение о генезисе современного «клип-пространства», и его очищоние через апелляцию к первоистоку. Это пространство наркотического сна, вернувшееся назад к собору.
Мне трудно судить, насколько оригинально решение Уникомбанка. Из пространств хай-тека я видел только французские — они мало напоминают описанную картину. Но так или иначе Уникомбанк представляется замечательным достижением. Для русских архитекторов непривычно работать с таким уровнем технологии. Когда же удается этот уровень победить и создавать на нем полноценные художественные образы, это не может не покорять. Независимо от того, как ты относишься к авангарду.
Григорий Ревзин. ГОТИКА КАК ВИРТУАЛЬНОЕ ПРОСТРАНСТВО. Здание Уникомбанка в Даевом переулке. «Независимая газета», 12.05.1997
См. также:
Андрей Иконников. "МАГИЧЕСКИЙ КРИСТАЛЛ" В ДАЕВОМ ПЕРЕУЛКЕ. "Архитектурный вестник", 1997, № 3 (35)
Андрей Иконников. АРХИТЕКТУРА ХХ ВЕКА. Том 2. - М., «Прогресс-Традиция», 2002. Стр. 617-621.
История разорения банка - здесь:
http://www.compromat.ru/main/egizaryan/egizaryan4.htm