Адрес: Ордынка, 40
Архитекторы: Павел Андреев, Ирина Римашевская; при участии Леонида Рязанова, Светланы Борисовой
Инженер: Галина Марова
Проектирование: 1992, 1996 – 2003
Строительство: 1996 – 2005 

наше мнение

 

мнение архитектора

Павел Андреев:

- Ваш комплекс – первый случай в постсоветской Москве, когда в центре города проектируется целый район. Это иной срок жизни проекта, чем при проектировании отдельного здания. Как рождался замысел, и что менялось за время строительства?
- Вы правы, это долгая история, больше десяти лет. Комплекс начинали проектировать в 1992 году, и теперь все, что тогда делали, выглядит несколько наивно. Это должен был быть комплекс и торговый и офисный, предполагалось, что в первых этажах лавки, наверху – их владельцы, как в средневековой Европе. Словом, кооператорские представления о капитализме. Из этого, разумеется, ничего не вышло, проект бросили. Но недавно, просматривая свой архив, я наткнулся на схему генерального плана этого участка, и меня как током ударило – до какой степени один из вариантов совпадает с итоговым решением.
В 1996 году проектировать квартал пригласили фирму Bovis International. Они придумали строить здесь бизнес-парк. Но все это было сделано с простой немецкой честностью – одинаковые прямоугольные коробки, как «Даймлер-Крайслер», и, по счастью, заказчику это не понравилось. И он снова обратился к нам. Это был уже 1997 год. Надо было срочно проектировать офис «Даймлер-Крайслера», а спроектировать его можно было только имея общую градостроительную концепцию – иначе никто бы этого не согласовал. И тогда было найдено общее решение.
Первым строился офис «Даймлер-Крайслера». Это результат нелегкого сотрудничества с Эразмусом Эллером,  основным проектантом с немецкой стороны, который согласовывал все решения в Штутгарте. Немцы предлагали поставить «обувную коробку». Мы пытались привязать ее к московским пропорциям: разбили прямоугольник на три части, рассекли двумя стеклянными плоскостями. Трехчастность офис сохранил, а витражи заложили, там на боковых фасадах даже виден шов. Не знаю, зачем это сделано.
Следующим за офисом «Даймлер-Крайслера» был построен входной дом. Мы его понимали как буфер между исторической застройкой Ордынки и тем, что внутри квартала. Первоначальный проект был другой, и этот дом я жалею больше всего. На месте нашего района раньше был большой гараж, и мы хотели создать некое техническое сооружение в московском духе, которое уместно бы смотрелось на Ордынке. Как бы хай-тек эпохи первых железных дорог, нечто в духе станций окружной железной дороги Александра Померанцева. Дом представлял собой два краснокирпичных корпуса с белокаменными углами, соединенных чугунным мостом. Сейчас все выкрашено в монотонный светлый цвет, металл моста не читается, и сооружение выглядит достаточно странно.
В 1998 году соинвестором строительства стала компания «Славнефть», и практически друг за другом были спроектированы и построены оставшиеся три здания. Два из них вместе с офисом «Даймлер-Крайслера» создают спокойную холодную зону отчуждения. Мы «отходили» от расположенной по соседству Марфо-Мариинской обители и в целом от исторического окружения. А в центре этой композиции позволили себе более эмоциональную архитектуру – здание с оранжевыми колоннами.
- Архитектура комплекса в целом парадоксально сочетает в себе берлинский по духу бизнес-парк и некий московский флер.
- У меня градостроительное образование, и архитектура для меня всегда была вторична. Для меня важнее возрождение пространства улицы или создание новой площади, или ходов, или двора – того, из чего состоит город. Я не ставил себе цели создать московский хай-тек, мне хотелось найти современное московское пространство. У меня есть такие любимые дворы в Венеции, в Париже, вход туда найдешь не сразу. Организация городских пространств для меня интереснее того, в какой «костюм» я их одеваю.
Но мы все хотим одеваться модно и красиво. Я не думаю, что люди, которые работают в этом комплексе, компании достаточно высокого уровня, были бы готовы отказаться от современного европейского облика в угоду московской среде. Нужно было как-то соединить одно с другим. Я, в частности, позволил себе использовать цвет. Тот яркий оранжевый цвет колонн, который возникает в середине комплекса, взят из церкви Григория Неокесарийского на Полянке, она тут же, рядом, и ее видно из окон комплекса. При том, что среда, действительно, очень европеизирована. Мне кажется, это может существовать здесь, в Замоскворечье, главное учитывать определенные правила. В данном случае – градостроительные. И тогда город с его историческими перспективами Полянки и Ордынки ничего не потеряет, как не теряет ничего итальянское палаццо, в гостиничном номере которого есть и современная мебель, и сантехника, и другие удобства, на которые вправе рассчитывать человек в XXI веке.
- Градостроительная основа комплекса – широкая, совсем не замоскворецкая по масштабу улица.
- Если сравнить Москву, например, с Парижем, где квартал фактически равен дому, становится понятно, откуда все наши пробки. Площадь московской уличной сети в сопоставлении с площадью застройки и дворов ничтожно мала, у нас фактически феодальная структура города. И эту проблему надо решать за счет реконструкции не только промзон, но и центральной части города. Александр Скокан в свое время на Остоженке предложил пешеходные зоны, но им не удалось придать статуса городских дорог, их частично застроили, частично «приватизировали» в дворы. Мы попытались сделать настоящую улицу внутри этого квартала. Правда, ее немедленно с двух сторон отгородили шлагбаумами, но это все может поменяться. Придут другие люди к власти, ликвидируют закрытые переулки, может быть, и этот проезд откроется. Многое было задано конкретными границами, пролеганием инженерных сетей. Между нашим и соседним участком стоял, например, как Берлинская стена, 5-метровый железобетонный забор. Нам в свое время пришлось сильно постараться, уговаривая его убрать. В результате учета всех обстоятельств форма площади получилась не совсем овальной, а немного сбитой по оси. В этом есть элемент хаоса, и он сознательный, московский. Но хаос я уважаю только в рамках общей ясной классической структуры.
Я не могу сказать, что замысел полностью удалось реализовать. По сути, у нас было придумано пространство с двумя центрами, один – городской, овальная площадь, другой, рядом – атриумное пространство внутри комплекса «Легион». Это должен был быть открытый в город атриум, в комплекс должны были быть открыты все входы, с четырех сторон, в самом атриуме – находиться кафе, бутики, работающие на город в целом. Должен был возникать контраст между холодными пространствами общегородской площади и более эмоционально насыщенным атриумом. Пока так не происходит. Но я думаю, что пространства внутри атриума, по галереям вокруг центральной площади, еще будут набирать жизни, разогреваться изнутри. Главное – создать структуру, способную воспринимать усложнения.

Интервью Григория Ревзина. «Проект Классика», XVIII-MMVI - 10.08.2006
http://www.projectclassica.ru/m_classik/18_2006/18_classik_01a.htm

мнение критики

Григорий Ревзин:

Бизнес-парк Павла Андреева на Ордынке строился так долго – почти десять лет – что когда его наконец достроили, он оказался незамеченным – ни критикой, ни горожанами. Отчасти это связано с самой его архитектурой, как бы «спрятавшейся» внутри квартала, отчасти с тем, что события, длящиеся так долго, кажутся давно уже случившимися, и на них не обращают внимания. Между тем, событие исключительное. Архитектура комплекса основана на двух идеях – несомненной ориентации на современную европейскую – можно даже сказать, хай-тековскую – архитектуру, с одной стороны, и сохранении морфологии московской среды, с другой. В этом смысле его, вместе с Остоженкой, можно назвать образцовым произведением русской архитектуры рубежа веков. Однако Остоженка слишком большая, разноплановая, и кроме того, единство замысла Александра Скокана оказалось в значительной степени нарушено вмешательством других мастеров. Так что идеальным примером московского градостроительства последних десяти лет останется именно этот бизнес-парк на Ордынке.
Комплекс состоит из пяти зданий. Двигаясь с Ордынки, вы проходите под «мостом», соединившим два домика в «замоскворецком духе», выходящих на саму Ордынку двумя, а внутрь комплекса – четырьмя этажами. Далее слева располагается здание «Даймлер-Крайслер», справа – офисы Росгосстраха, а прямо по центру – главный офисный комплекс, называющийся сегодня «Легион-I». Углы «Легиона» и Росгосстраха срезаны циркумференциями, здесь образуется главная, овальная площадь комплекса. От нее вдоль всего «Легиона» идет улица, которая выходит в Старомонетный переулок, здесь, на выходе, появляется еще один, пятый корпус комплекса.
По характеру архитектуры перед нами узнаваемый европейский неомодернизм 90-х гг. Не в его звездном, артистическом варианте, а в варианте спокойной и достойной фоновой застройки, каковая появилась в 90-е годы во многих городах, но известна нам в первую очередь по Берлину. Здания «Даймлер-Крайслер», Россгосстраха и пятого корпуса совсем немецкие по характеру. Центральное здание «Легиона» с красно-оранжевыми колоннами и острыми угловыми порталами чуть выходит из нейтрального фона рядовой застройки и заставляет вспомнить о постмодернистских идеях, но делает это настолько сдержанно, что в общем-то и не делает. Если бы не оранжевый цвет, введенный Павлом Андреевым с кажущейся немного искусственной целью почтить находящуюся в ста метрах от комплекса церковь Григория Неокесарийского, здание вполне можно было бы представить себе и в Лондоне, и в Берлине.
Но все это сдержанное достоинство европейского стандарта производит эффект острейшего аттракциона из-за того, что оно перенесено в замоскворецкий двор. Причем не просто перенесено (этот путь в свое время предлагали архитекторы Bovis International, расставлявшие на данной территории просто шесть одинаковых корпусов, схожих с «Даймлером»), но как бы препарировано Москвой.
Говоря о препарировании, я имею в виду две черты комплекса.
Во-первых, обратную иерархию пространств. В свое время Вальтер Беньямин очень точно заметил в «Московском дневнике», что в Москве деревня играет в прятки с городом – вы входите в подворотню маленькой улицы, и вдруг оказываетесь в каких-то полях, как в знаменитом поленовском «Московском дворике». Масштаб Ордынки в этом месте сугубо окраинный, провинциальный, соседняя входная арка внутрь квартала ведет в Марфо-Мариинскую обитель, строившуюся в свое время Алексеем Щусевым по умилительному образцу малых псковских погостов. О масштабе Старомонетного переулка и говорить не приходится, вход в комплекс здесь фланкируется двухэтажными руинированными домами позапрошлого века, живо сохранившими память о том, что Москва хотя большая, но деревня. Масштаб андреевского бизнес-парка, наоборот, столичный, городской, ширина внутренней улицы комплекса в полтора раза шире Ордынки. Этот взрыв масштаба за подворотней, невозможный ни в одном из европейских городов, это именно московский эффект пространства, и он придает всей архитектуре комплекса неожиданную остроту. Остается пожалеть, что на Остоженке, при всем внимании к морфотипам традиционной застройки, подобного пространственного эффекта нигде сохранить не удалось.
Вторая черта комплекса – тщательно срежиссированные сбои в логике. Вы входите через центральную арку и оказываетесь на очень представительной прямоугольной площади. Слева корпус «Даймлера», справа – Россгосстрах, они одной высоты, выполнены в схожей цветовой гамме, перед вами торжественная симметричная площадь современного бизнес-центра. Однако стоит вам подойти к зданию «Легиона», как оказывается, что это совсем не главная площадь комплекса, а главная – эффектный овал, который располагается справа от центральной оси. Этот овал – единственная криволинейная форма во всем комплексе, и из-за этого он, разумеется, становится фокусом всей градостроительной системы. При этом овал неправильный, две его половины сдвинуты друг относительно друга, что сразу же придает ему очень московскую иррациональность. Проходя дальше, обнаруживаешь, что овал вырастает из колена, которое образует главная ось, от него она просто продолжается вплоть до выхода на Старомонетный переулок. Внимательнее приглядываясь к фасаду корпуса «Легион», замечаешь однако, что ось эта идет не параллельно главной, но под небольшим углом, этот угол подчеркнут большими эркерами корпуса, идущими непараллельно его основному фасаду. То, что главная торжественная ось комплекса способна выделывать кривые колена – это, опять же безусловно московская черта.
В архитектуре комплекса (за исключением входного здания со стороны Ордынки) заметны черты характерной минималистичности, к которой тяготели 90-е годы. Это, разумеется, не минимализм в буквальном смысле, не допускающий ни колонн, ни аркад, ни сложных балконов, но некая минимизация детали, когда каждая из них сводится скорее к собственной схеме и воздействует не столько сложностью и разработанностью формы, сколько качеством техногенных фактур. Я не думаю, что эта минимизация нуждается в подробном разборе, ибо здесь мы имеем дело не столько с поисками Павла Андреева, сколько с вполне успешными попытками достичь современного европейского качества строительного продукта. Но к его собственным находкам и достоинствам я бы отнес то, что и московская, «средовая» тема подверглась той же минимизации, когда оставлены лишь самые существенные черты – масштаб и легкая иррациональность построения. По сравнению с некоторой переусложненностью Остоженки, пытающейся иногда выразить сразу три временных пласта на одном фасаде, в этом есть некая благородная сдержанность. Полагаю, что именно благодаря ей комплекс получил целостный характер – градостроительное решение подверглось здесь такой же стилевой минимизации, как и архитектура отдельных зданий.
Про архитектуру известно, что это дело коллективное, и от архитектора тут зависит далеко не все – тем более это можно сказать о градостроительстве. Город в огромной степени строит не архитектор, город строит сам себя, проверяя в процессе этого построения жизнеспособность тех или иных профессиональных идей. Эта проверка – отдельная и не лишенная интереса тема.
Невозможно не заметить, что комплекс Павла Андреева придуман гораздо сложнее, чем он эксплуатируется. Архитектор предусматривал здесь три потока – общегородской, автомобильный, по центральной оси с коленом овальной площади, и два пешеходных, позади здания «Легиона» с выходом к зданию «Даймлера» и непосредственно насквозь «Легиона», через открытый в город атриум. Кроме того, центральная ось, выходя к Росгосстраху, раздваивалась и выводила еще на одну площадь, обращенную к Марфо-Мариинской обители.
Атриум «Легиона» перекрыт довольно странным световым фонарем (интерьер комплекса делали другие архитекторы), вход в него осуществляется только с двух сторон, из общегородского пространства он превратился в вестибюль здания, где проводятся закрытые корпоративные мероприятия. Площадь за Росгосстрахом превратилась в не очень опрятный (на фоне общей стерильности комплекса) хозяйственный двор. Улица за «Легионом» также не используется иначе как для хозяйственных нужд, выходящий на нее боковой фасад «Даймлера», в котором первоначально был спроектирован и построен эркер с портиком, организовывавший площадь, впоследствии был перестроен. Площадь не состоялась – образовался технический боковой фасад.
Налицо редукция замысла – общегородские магистрали превратились во внутренние пешеходные проходы, пешеходные проходы – в интерьерные пространства, дополнительные городские площади – в приватные хозяйственные дворы и парковки технического транспорта.
Совсем уж странная судьба постигла входной корпус со стороны Ордынки. Павла Андреева здесь интересовала своего рода историческая легитимизация хай-тека в Москве, он попытался выстроить на Ордынке «хай-тек» эпохи паровозов. Архитекторов заботят такие проблемы, но арендаторов, заказчиков и т.д., то есть собственно город, эти вопросы не интересуют совершенно. По их мнению, качественное европейское здание, выстроенное в центре Москвы, не нуждается в легитимизации, оно обеспечивает себе право на существование просто тем, как хорошо оно выстроено, и тянуть линию его преемственности от паровоза здесь совсем не обязательно. Соответственно в корпусе на Ордынке они попытались максимально замаскировать архитектуру под обычный ордынский особнячок, пусть странных форм, но хотя бы серо-белый, как и принято на этой улице.
Причина, мне кажется, достаточно простая. Архитектор здесь пытается выстроить бизнес-парк в центре города, по европейским стандартам, тщательно режиссируя отношения между собственно бизнесом и городом, проектируя общегородские территории, магистрали, движение жителей, сегрегируя потоки. А никаких отношений нет. Хотя весь этот бизнес-парк представляет собой пространство для капиталистической экономики, функционирует он по феодальным законам. Моя территория, никого лишнего не пускать, два шлагбаума и два КПП на входе и выходе.
У нас принято сетовать на недостаточную культуру архитекторов, реконструировавших в 90-е годы центр Москвы. Я бы сказал, что иногда она не недостаточна, а избыточна. Архитекторы оказываются большими европейцами, чем город, для которого они строят, и пытаются придумать такую форму апперцепции европейской архитектуры, чтобы она вместе с тем включала в себя местную средовую специфику. На поверку это оказывается сугубым идеализмом, ибо местная средовая специфика определяется феодальным способом освоения города, а европейское качество архитектуры перенимается без европейского стандарта городской жизни – главной задачей эксплуатации атриума, выстроенного на пути задуманного пешеходного потока, становится то, чтобы туда не зашел никто с улицы, для чего требуется уничтожить поток. Остается вопрос, зачем в таком случае создавать эти пространства? Не правильнее ли строить бизнес-парки в форме крепостей с подъемными мостами на входе, уделяя особое внимание дизайну колючей проволоки? Павел Андреев верит, что постепенно город свое возьмет и градостроительная структура проявит заложенный в ней потенциал. Это во многом поразительно – обнаружить в архитекторе, решающем прагматические задачи такого уровня сложности, столь чистый и подкупающий идеализм.

Григорий Ревзин. МОСКВА, ХАЙ-ТЕК. «Проект Классика», XVIII-MMVI - 10.08.2006
http://www.projectclassica.ru/m_classik/18_2006/18_classik_01a.htm