Адрес: улица Хачатуряна, 12, стр. 1
Проектная организация: АМ «Артэ+»
Архитекторы: Владимир Юдинцев, Борис Шабунин, Светлана Казначеева
Конструктор: Николай Швецов
Инвестор: «Веста-II»
1999 - 2001

наше мнение

По дороге к Серебряному бору стремительно растут жилые комплексы, каждый из которых бессовестно эксплуатирует никем не запатентованный брэнд. «Серебряный квартет», «Серебряный бульвар», еще не застолблены «Серебряные ключи», а там глядишь, и до «Серебряного века» доживем. Отрадное - район менее престижный, тут новостроев не так много. Но жилой дом на улице Хачатуряна мог бы присвоить себе слово «отрадный» с чистой совестью.

Отрадно уже то, что на окраине вообще возникает архитектура. Заманивать в такие края элитных новоселов бесполезно, среды тут никакой нет по определению, поэтому потребность сделать здесь качественную вещь вообще как-то странновата. И ничем, кроме доброй воли архитектора, объяснена быть не может. Что в наше время тоже отрадно.

Но и этого мало: нужно ведь, чтоб и заказчику захотелось архитектуры. А многоквартирный жилой дом - это совсем не тот жанр, где удовлетворяются подобные амбиции. Чай, не собственный особняк, не офис своей фирмы. Имена застройщиков в истории вообще как-то не остаются. А те, что пока на слуху – продукт пи-ара, а потому доверия к ним все равно что к волшебным свойствам «орбита» или «комета». То есть - никакого.

В данном случае имел место компромисс. Заказчик был согласен на «покрасивше» - но в обмен на побольше. Что, в общем-то, нормально, но случается, тем не менее, редко. Архитекторы же сумели с цифрами в руках доказать, что две «копэшки» тут можно поставить, но это даст 24 тысячи кв. метров. А если принять их вариант, то получатся все 30. На том и порешили.

А дальше - началось искусство. Потому как по большому счету можно было ограничиться парой параллелепипедов без затей. Вообще не думать, как объемы развернуть, как их соориентировать. В конце концов, все современное московское жилье, каковое можно считать «архитектурой», все равно - параллелепипедно. С более или менее изысканным рисунком фасадов. С качественной отделкой. Со свободной планировкой. Все это уже стало нормой. Но если взять некую условную коробочку, то расфасовать по ней все эти дома можно без труда. Этот дом - не фасуется.

А что более всего угнетает в «спальных» районах? То, что дома одинаковы, то, что они огромны, и то, что все они по большому счету - спичечные коробки. Только одни стоят, а другие - лежат. Попытки уйти от этого стандарта сводятся, как правило, к нескольким идеям. Сделать дом в плане овальным или круглым (чтоб жильцам было веселее мебель выбирать). Зашить его по максимуму в стекло (чтоб на офис смахивал и расслабляться не давал). Налудить эркеров да башенок (чтоб было чему отваливаться). Ну, и про мансарды, конечно, не забыть - чтоб издалека казалось, что над городом плывут элитные гробы.

Ничего этого в доме на улице Хачатуряна нет. И это отрадно как-то уж совсем до невозможности. Есть четыре вертикали-башни, которые объединены горизонталями лоджий. На северном фасаде башни развернуты под углом к улице, а лоджии идут ей параллельно - в результате создается ощущение, что в четыре стартующие ракеты на скорости вонзился паровоз. Но вместо ДТП явилась взаимная выгода: лоджии подчеркнули устремленность башен, а башни придали движение лоджиям.

Мысль о том, что две башни - лучше, чем одна, уже давно поселилась в головах московских архитекторов (хотя после 11 сентября 2001 года немного и пообмякла). Объясняют они это тем, что таковая пара бесконфликтнее входит в контакт с окружением, что она зациклена сама на себе, нежели на том, чтобы нахамить соседям и т.д.. Арифметическое развитие подобных идей, конечно, пагубно (три звездочки лучше, чем две, четыре – чем три, далее по тексту), но в данном случае башни удивительным образом вписались в контекст. Создав, к тому же, некий переходный масштаб - от религиозных новостроев - к 22-этажным жилым башням. Одеты они, конечно, иначе, и прически - не те, но трудно отделаться от мысли, что все-таки - свои, родственники.

Что касается причесок. Кажущееся неколько хаотичным нагромождение объемов в верхней части здания продиктовано исключительно заботой о свете. Выходящий на улицу фасад - северный, и в случае тупых коробочных завершений - погиб бы. А так - работает контражуром. Углы башен скошены, солнце за них охотно цепляется - и на фасаде получается некий рисунок. То есть, как говорит Юдинцев, нижняя часть набирает массу, верхняя работает на силуэт. А на южную сторону дом спускается эдаким каскадом, чуть не падая в Лихоборку. Четыре фрагмента выделены тут терракотой - и это еще один привет типовому строительству 70-х - 80-х. Привет вполне добрый.

В итоге композиция получается необычайно эффектная. С разных сторон посмотришь - и не скажешь, что это один и тот же дом. Выходишь из метро «Владыкино» - на горизонте маячит романский замок. Подходишь ближе - он превращается в крепко сбитую крепость. Едешь дальше по улице - завораживает модернистская острота. А подъезжающему со стороны Алтуфьевского шоссе дом выбрасывает навстречу эдакий консольный «приветик», сплошь остекленный. Поклон типа отвешивает.

Факторы сошлись простые: заказчик вменяемый, архитектор продвинутый, место безопасное. А в результате появился очень непростой дом, который тут же спровоцировал массу ассоциаций: это и «корабль» (куда ж без него), и «Байконур», и «энцефалограмма», и «четыре пальца», и «Наркомтяжпром», и «улетающая куча». И все это - нормальный жилой дом для среднего класса.

Последнее «отрадное» то, что награда нашла героя. Дом получил гран-при фестиваля «Зодчество - 2001» и стал первым лауреатом новой главной архитектурной премии страны - «Хрустального Дедала». Может быть, замысел таковой премии несколько натужен и слегка преждевременен, но то, что ее обладателем стал именно этот дом, разом придало ей весу.

Николай Малинин. ОТРАДНОЕ В ОТРАДНОМ. Комментарий куратора к выставке "МУАР Проект. Строение № 8". Музей архитектуры, декабрь 2001
http://www.muar.ru/exibitions/exibit81_str8.htm

мнение архитектора

Владимир Юдинцев:

- Место было трудное. Хотя кому сейчас легко. Кругом 17- да 22-этажки. Плюс склон Лихоборки, где с ландшафтом изрядно набезобразили. Наш дом стоит с юга – и на улицу работает контражуром. А для этого он должен состоять из нескольких частей: нижняя чтоб набирала массу, верхняя – чтоб на силуэт работала. На северный фасад солнце вообще не попадает, поэтому тут придумали скошенные углы,   аттракцион из 4 «пальцев».
Типологическая новизна тут идет от обреченности. Все равно секционная структура, а соединяться углами - самое удобное дело. Только мы из них еще лоджии сделали, которые постепенно превращаются в башни. А угол отвисающий – ну, это «литература»: приглашение эдакое, чтоб не пугал массой, а входящему поклонился.
Тут несколько типов квартир: одни заглублены от светового фронта и соединены с гостиной - так мы вроде бы экономили на площади, но получили большой выход метража. В лоджиях - зимние сады. Сплошняком же лоджии были бы некрасивы – хотелось светотень дать.
То, что дом падает уступами – это попытка увязать с жильем «религиозное соседство»: чтоб был переходнй масштаб. Получилось эпюрное построение, похожее на энцефалограмму. Ну и еще харитоновской «Куче» в Нижнем Новгороде привет.
Почему цвет такой? Хотели, чтоб отличался от инкубаторского. А терракотовые вставки – это, наоборот, «исторический контекст»: так во всех типовых домах делается. Внутри - монолит с пеноблоками и штукатурка по сетке. Лицевой кирпич на 20 этажей делать все равно глупо.

Интервью Николаю Малинину, ноябрь 2001 г.

мнение критики

Григорий Ревзин:

В Музее архитектуры открылась выставка «МУАР-ПРОЕКТ, строение № 8». Последней работой, которая принята в коллекцию современной архитектуры музея по итогам 2001 года, оказался жилой дом в Отрадном Владимира Юдинцева. Это здание стало лауреатом высшей национальной премии года в архитектуре — «Хрустального Дедала».

Здание Владимира Юдинцева до определенной степени спасло «Хрустальный Дедал». Национальная премия в области архитектуры вручалась в этом году в первый раз и вручалась крайне неудачно — количество несообразностей и просчетов в процедуре проведения конкурса превышало всякое вероятие. Но победивший в итоге дом Юдинцева не вызвал ни у кого нареканий.
Это большой жилой дом на окраине Москвы. Жанр, не предполагающий активного архитектурного творчества,— мысль архитектора здесь в основном работает над разницей себестоимости и продажной цены квадратного метра, а не над запоминающимся художественным образом. Владимиру Юдинцеву удалось тем не менее этот образ создать, что совершенно пленило жюри «Хрустального Дедала». Своим домом он доказал, что и в сравнительно недорогом жилье на окраине возможны архитектурные решения, которые могут претендовать на звание серьезной архитектуры, а поскольку лозунгом «Хрустального Дедала» была «социальная миссия архитектора», то лучшего лауреата было невозможно выдумать.
Экспертная комиссия по формированию коллекции современной архитектуры MУAPa отчасти исходила из того, что лауреаты национальных премий по архитектуре (и фестиваля «Зодчество», и фестиваля «Золотое сечение») должны попадать в музей в обязательном порядке — будущая история русской архитектуры в любом случае должна учитывать факт присуждения зданию национальной премии. Однако приятно, что здание достойно сохранения в музее и без того.
Вопреки своему названию, Отрадное нельзя назвать самым радостным местом города Москвы. Проектировавшие его градостроители более всего заботились о нормах инсоляции, считая, что главное для жизни — это когда в каждом окошке солнце. Это оптимистическое соображение привело к тому, что дома стоят разрежено, чтобы тень от одного ни в коем случае не падала на окна другого. Сами дома отличаются небогатой прямоугольностью панельных форм, так что в целом район выглядит как довольно разреженная свалка прямоугольных бетонных изделий.
Солнцепоклонничество принадлежит к наиболее ранним и неразвитым стадиям формирования религиозного чувства, успешно преодоленным всеми мировыми религиями. Обнаружив, что в Отрадном это преодоление пока не задалось, архитекторы решили объединить свои усилия, и на пустыре рядом с домом Юдинцева возник довольно странный центр — там стоят православный, протестантский, буддийский храмы, синагога и мечеть. Все небольшие и похожие — такое ощущение, что спонсором экуменической акции выступил заводик по производству лицевого красного кирпича среднеприемлемого качества. Центр напоминает небольшой коттеджный поселок ранних 90-х, когда эти поселки еще создавались по слабопереработанной продукции НИИсельхозпроектов для передовых совхозов. И такое ощущение, что остальная бетонная застройка сиротливо раскидалась на неухоженных полях этого бывшего совхоза, а он от разорения впал в божественное кто во что горазд: председатель — в православие, а зоотехник — в иудаизм.
В архитектуре Москвы сейчас принят «средовой» подход — это значит, что новое здание должно как-то соответствовать ценностям среды, которая уже естественно сложилась и его окружает. Не совсем понятно, чему тут можно соответствовать — это не среда, а беда. Юдинцев скорее пошел не по пути поддержания характера этой беды, но привнесения в среду новых ценностей, которые могли бы ее исправить. Дом его — это четыре мощные башни, поставленные под углом друг к другу, их прорезает мощная пластина еще одного дома, доходящего до половины высоты башен, в верхней части они еще соединены переходами, а фасады башен сделаны двухслойными, так что кажется, будто их не четыре, а восемь и они попарно накладываются друг на друга. Заметим, что в принципе 24-этажные башни и 12-этажные дома-пластины — это характерный набор продукции московских домостроительных комбинатов, неяркая пластика их чередований как раз и определяет, так сказать, очарование московских спальных районов. Юдинцев, правда, прорисовал их гораздо острее, так что они приобрели некоторое сходство с прототипами, из которых развились в продукцию ДСК,— с небоскребами и модернистскими пластинами интернационального стиля 60-х годов, построенными по всему миру. Но главное — спаявшись в один дом, они создали ощущение плотного городского контекста. Когда смотришь на фасад, то кажется, что в перспективу уходит район с небоскребами первого плана, пластинами второго, небоскребами третьего, потом какими-то горизонтальными пластинами, потом переходами — и далее в бесконечность. В результате окружающий городской контекст как-то уплотнился до современного города. Так выглядят панорамы Гаваны, Бразилиа, Франкфурта и — в качестве первообраза — Нью-Йорка.
У русского человека своеобразное представление об уюте. В качестве артикулированного образа здесь обычно говорят о собственном доме где-то вдали от города, чтобы была природа, речка, поля и лес. В реальности, однако, когда человек оказывается в кирпичном коттедже — пережитке совхозного архитектурного сознания,— построенного на выселках, на берегу загаженной речки Лихоборки, среди бескрайних полей вскопанного трактором глинозема, то он чувствует: что-то не задалось. До такой степени, что хочется убраться подальше, забуриться в глубину каменных джунглей Нью-Йорка, а этот коттедж отдать кому ни есть на богоугодное дело. Хоть буддистам, хоть протестантам. Этот порыв Юдинцев и превратил в архитектурное произведение.

Григорий Ревзин. КУСОК МЕГАПОЛИСА В СПАЛЬНОМ РАЙОНЕ. «Коммерсант», 26.12.2001
Полный текст здесь:
http://archi.ru/press/revzin/komm261201.htm