Адрес: Большая Грузинская, 61, стр. 2 
Проектная организация: ЗАО «К»
Архитекторы: Михаил Хазанов, Сергей Плужник, Антон Нагавицын, при участии Виктора Мухина
Инженер: Александр Самохин
Конструкторы: Евгений Владимиров, Елена Быкова
Заказчик: ЗАО ЦС «Мосводоканалстрой»
Инвестор: ООО «Дирекция МВКС», ОАО «СУТРИК»
Генподрядчик: ОАО «Горноспецстрой»
Остекление: «Вэлко-2000»
2002

наше мнение

2002 год стал годом Михаила Хазанова.

Во-первых, он выиграл конкурс на новое здание мэрии и Мосгордумы. Конкурс, как тогда казалось, подвел черту под историзмом. Этого, конечно, не случилось, но все равно это была победа. И важно было даже не столько что победило, сколько, кто победил. А Хазанов - один из главных «авторитетов» московской архитектуры. Известность ему принесли громкие проекты эпохи перестройки и несколько построек: сбербанк на Волгоградском, поликлинника на Остоженке, мемориальный парк «Катынь». Да, построил он немного. Но такова уж специфика этого искусства, сильно запоздавшего по сравнению с другими в обретении свободы. Мало строили именно те, кто не хотел идти на компромиссы.

Хазановскому поколению вообще страшно не везло. Росло оно в самые гнилые годы застоя, когда архитектуры просто не было. Потом вроде бы пришла свобода, но не стало денег. И архитектуры опять не было. Потом пришли деньги, но их вынимали из таких широких штанин, что и новейшая архитектура не стала бесценным грузом. В результате архитекторы, замордованные чиновниками, заказчиками, критиками и публикой, вообще перестали произносить слово «искусство». Оно стало дурным тоном. А высшим комплиментом - слово «непозорно».

Но в глубине своих душ зодчие таили желание делать архитектуру, которую оценят не только коллеги. Яркую, эффектную, образную - о которой можно спорить, но которую нельзя не заметить. Такую, которая есть на Западе и какая была у нас в 20-е годы. И 2002 год год дал неожиданно большой приплод именно такой архитектуры. А одним из ее лучших образцов стал именно дом на Грузинской. Это второй повод считать тот год «годом Хазанова», но был и третий: именно он представлял Россию на Венецианской биеннале с проектом реконструкции Большого театра.

Здание же на Грузинской - едва ли не первый (во всяком случае точно что самый высокий) пример активной современной архитектуры в историческом центре. Предыдущие 10 лет  зодчие старательно маскировали новизну - минимизируя как объемы, так и всякую художественность. Тут же - дерзкая доминанта, сияющая стеклом. И хоть она за пределами Садового кольца, но все ж неподалеку, и с Тверской видно.

Но при всей ее высоте это все-таки небоскреб местного значения. Какой-то даже интимный небоскреб. Всем известный эффект: когда привыкаешь к чему-то в одном масштабе, то неожиданное уменьшение оного приводит в восторг. Завораживают:  модель автомобиля, макет дома, картина на почтовой марке. Так и здесь: по духу – небоскреб, но сделан он в масштабе один к трем. И потому привычные его недостатки – монотонность, агрессивность  – сами собой уходят.

В той же степени, в какой эта башня не вполне небоскреб, нижняя часть здания – не вполне дом. Сложная композиция из стеклянного объема, «отслоившейся» стены с гипертрофированными проемами (фирменный хазановский ход, отработанный в здании поликлинники на Остоженке), мощными коробами витрин – все это наводит на мысль, что это вообще не здание, а инсталляция. Для кого-то это слово было бы оскорблением, но уж точно не для Хазанова, чьей следующей большой постройкой станет здание Центра современного искусства (ГЦСИ).

У дома есть и другое достоинство, отличающее его от типичного небоскреба. Он очень энергично живет. Вот башня вроде взметнулась - и остановилась. Вот мимо несли терракотовую стену, встали перекурить, прислонили, да и забыли. Вот стеклянные экраны покачались и замерли: один вперед наклонился, другой - назад. Да и сама башня в зависимости от ракурса кажется то треугольной, то квадратной, то овальной. Через пару лет тему овального «недонебоскреба» продолжит Борис Левянт - офисом «Мерседеса» на Ленинградке. Но при том, что здание Левянта на порядок технологичнее, стекла там прямые, а использование гнутого стекла на несколько лет останется единоличной победой Хазанова.

Возникает же эффект многообразия облика благодаря сложному плану здания. Который обусловлен исключительно инсоляционными требованиями. Слово «инсоляция» было в тот момент главным аргументом, которым архитекторы объясняли объемные причуды своих домов. Была в этом доля лукавства: понятно, что на одни и те же инсоляционые требования каждый ответит по-разному. У кого-то получится стремительный современный небоскреб, у кого-то – традиционная ярусная композиция. У Хазанова же получился неожиданный гибрид, в котором есть и «небоскребное», и ярусное.

Однако, обвинить дом в компромиссности тоже не получается: выглядит он редкость свежо и оригинально. Что опять-таки странно. Модным дом не назовешь: в нем собраны черты главных течений мировой архитектуры 90-х годов. Но при этом ни одна из этих тенденций не педалирована, а остроумно соединена с другой, в результате чего дом имеет яркий образ. На стеклянную плоскость небрежно наложена стена-экран, из которой в разные стороны выламываются еще две стеклянные плоскости. Одна из них отражает пешеходов, другая - ловит облака. Это про деконструкцию. Но и хай-тек заявлен недвусмысленно: овальная башня из настоящего гнутого стекла плюс мощные железные витрины первого этажа.

Что касается стекла, то это вообще первый в Москве случай, когда для облицовки скругленных объемов используется не прямое, а полноценно гнутое стекло. То есть, кривое не кажется кривым, а им является. Конечно, качество стекла Борского завода покажет время, но прорыв все равно был совершен.

Николай Малинин. ИСКУССТВО БЫТЬ ДРУГОЙ. Московская архитектура обретает новые формы. Порой - самые неожиданные. "Новая модель", 2003, № 5 

мнение архитектора

Михаил Хазанов:

История проектирования здания достаточно сложна. Идея строительства на этой площадке здания-башни принадлежит архитекторам Д.Ильишу и А.Лапидусу. Они предполагали возвести здесь ступенчатый высотный объем в постмодернистском духе. В силу целого ряда обстоятельств, совпадений и чего-то еще, что даже нам не известно, проектирование было приостановлено, а затем перепоручено нашей команде, и мы получили возможность внести качественные коррективы в объемно-планировочные решения.

В окончательной редакции проект «посвящен» темам уместности вторжения новых архитектурных форм в пресловутый исторический контекст, мирного сосуществования хай-тека и традиционных строительных технологий, преодоления невесть откуда взявшегося «запрета» на современную архитектуру в центре города.

Здание расположено на стратегически важном и ответственном участке в пределах весьма протяженного коридора видимости, пересекающего Тверскую улицу и Тишинскую площадь. В данной ситуации было одинаково сложно удержаться от заманчивого подыгрывания репрезентативно-имперской эстетике Тверской, и в то же время не скатиться к самоуничтожительно-фоновому характеру объекта.

Мы пытаемся вести пространственный диалог со сложной, пульсирующей средой мегаполиса. В здании должны быть отчетливо различимы статика и динамика города. Монолитная рыжая стена-экран аккумулирует в себе ведущий теплый цвет этого района. Выгнутое зеркальное стекло башни преломляет отражение неба и зданий, западающие и «выпадающие» стекла ловят облака и пешеходов, панорамные лифты за витражом на главном фасаде скользят перпендикулярно движению потока автомобилей. Зеркала, отражение, прозрачность - все это, как нам представляется, полностью соответствует нашей рефлексии на мотивы городской действительности.

Пластика фасада, выступы, отступы, концентрические окружности - такой же ответ на инсоляционные требования, как и сложная неповторяющаяся геометрия планов, обеспечивающая дому несколько разных лиц, неожиданных для тех, кто видит его с Тверской, с Большой Грузинской, со стороны Тишинского рынка или из окрестных дворов.

Долгим дебатам о завершении здания был положен конец в тот момент, когда появилась необходимость в защитном акустическом экране над крышей. Было решено выполнить его из стекла, что полностью соответствовало идее дематериализации остекленного объема, устремленного вверх и постепенно растворяющегося в небе.

Что делают ньюсмейкеры. «Проект Классика», № 5
http://www.projectclassica.ru/newsmake/05_2002/05_2002_07.htm

мнение критики

Дмитрий Фесенко:

[...] Дополнительными аргументами в пользу здания «с характером» (заступающего на место когда-то стоявшего здесь 2-этажного фонового дома с мезонином) могут служить просматриваемость участка в створе Большой Грузинской улицы в основном со стороны Тверской, а также Тишинской площади, и его странное угловое расположение благодаря «выбитому зубу» из красной линии застройки и образовавшемуся прямоугольному в плане пространственному карману. Этот градостроительный казус восходит еще к генплану 1935 г., в соответствии с которым надлежало откорректировать красные линии улицы Б.Грузинская, и стро¬ившиеся уже в послевоенное время здания следовали данному регламенту.

Надо сказать, что этот выбор в пользу композиционной доминанты - пусть и местного значения - в известной мере сдерживали ограничения по инсоляции подступающих к участку жилых домов (хоть и устаревшие, недействующие). Они же определили и конфигурацию плана здания с его специфически изрезанным уступчато-обтекаемым северным фасадом. И все же команда под руководством Хазанова не была бы собой, если бы структурно-композиционные вызовы и художественные импульсы не одержали верх над положениями сугубо прагматического свойства.

Главный вход в комплекс, общая площадь которого превышает 4,6 тысяч кв. м, предусмотрен с его восточного угла - под эркер второго этажа. Обширный вестибюль, зонированный благодаря небольшой разнице отметок, перетекает в лестнично-лифтовой холл и пару коридоров, связывающих административные и технические помещения, а также магазин, имеющий свой вход с улицы и загрузку со двора. Планировочная схема здания, имеющего 20-метровую глубину корпуса, с П-образным коридором и санитарно-техническим блоком по центру позволяет разместить три офисных группы на этаже общей площадью от 35 до 255 кв. м; в башенном объеме с пятого по девятый этажи предусмотрено единое офисное пространство, десятый – занимают технические помещения.

Благодаря ступенчатому характеру объема третий, шестой и седьмой этажи имеют также эксплуатируемые кровли-террасы, откуда раскрываются панорамы центра города. В подземном уровне размещаются автостоянка и техслужбы. Упомянутая выше изрезанность как составляющая творческого метода отмечает различные уровни композиции - от объема в целом до отдельных деталей: это и выступающая стена-экран, и наклонные (один - нависающий, другой - отступающий) витражи главного фасада, и выпучившиеся на мостовую окна-витрины, и «провалившиеся» в своей сужающейся части балконы дворового фасада. Цветовая раскладка-аппликация работает в том же направлении: основной фон - несколько градаций серого - перебивается инъекцией красно-коричневого - одноразово в область главного фасада по Большой Грузинской.

Эту макетность, словно вырезанность из куска ватмана, связанную нитями преемственности со штудиями из арсенала детских архитектурно-художественных школ, А.Гозак полагает в качестве одной из характерных особенностей современной московской архитектуры. Причем эта самодовлеющая пластичность, с трудом выводимая из наличествующих ограничений технического порядка, отчасти оказывающаяся следствием конструктивно-технологических особенностей (монолитный каркас), но преимущественно являющаяся плодом авторской инвенции, не делает различий между уличным и дворовым фасадами. Разве что последний оказывается лишен «главной» темы, носит более глухой характер и имеет неуличный - но отнюдь не камерный - масштаб благодаря измельченности членений.

Возвышающаяся над кварталом 35-метровая башня, в плане приближающаяся к овалу, врезанному в прямоугольник, в своей репрезентативной, выходящей на угол части забрана зеркальным стеклом. Днем это рождает эффект дематериализации объема, ночью - обратное состояние его световой артикуляции. Весьма дорогостоящее гнутое по разным лекалам стекло, которое заказчик по понятным причинам не слишком приветствовал, стало предметом своего рода торга: либо спецстекло от Борского завода и простые фасады под штукатурку, либо так и быть - стекло без особых хитростей, но тогда - вентилируемые фасады и гранитный цоколь. Хазановская уловка таки сработала - заказчик остановился на первом варианте, хотя от цоколя отказаться - себя не уважать: облицевали натуральным гранитом - по-богатому.

Генеральное сражение было выиграно, однако оставались еще бои местного значения, которые шли с переменным успехом. Если панорамные лифты от «Содимас» и венчающий здание стеклянный экран (он защищает инженерное оборудование и имеет шумопоглощающую функцию) удалось отстоять, то козырьки над окнами-витринами первого этажа - как водится, в спешке так и не были установлены. К сожалению, оставшиеся «слепыми» витрины оказались не единственным разочарованием - как это нередко случается, архитекторы были отстранены от работы над интерьерами. По замыслу авторов, грубоватая шершавость оштукатуренных фасадных плоскостей должна контрастировать с хай-тековским образом башни (точнее - ее парадной половины), снующих вниз-вверх лифтов, витражей, чутко реагирующих на все проявления городской жизни, козырьков входов, прожекторов подсветки, а также то здесь, то там вкрапленных деталей из «нержавейки» - ограждений кровли, лестниц, балконов. В действительности, этот диалог внятен глазу лишь на расстоянии, по мере приближения в него все больше вторгаются «шумы», связанные с проступающим по-отечественному нормально-однородным качеством исполнения.

Работы коллектива под руководством М.Хазанова почти всегда узнаваемы. Большинство их отличает самоценность, если не самодостаточность объемно-пространственной композиции, избыточная пластичность, макетность, если не сказать картонность облика, игровая легкость и импровизационность. И конечно - повторяемость фирменных деталей: от отслаивающейся стены до балконов с прорезанным днищем.

Дмитрий Фесенко. В КАЧЕСТВЕ РАЗМИНКИ. Офисное здание на Большой Грузинской улице в Москве. «Архитектурный вестник», 2003, № 2 (71)